Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 95

Сенька вспомнил, как вскакивали в ресторанах люди, когда входил мехоторговец, и поморщился.

— Везде это, Груня, началось. Кто кого. Да, жизнь, она хитрая, шельма.

— То-то и есть. А ты мне перечишь.

— Шутки плохи, — сказал он.

— Куда хуже. Теперь меня везде за прошлое травят. «Активисткой» прозвали. Вот «активистка» идет, зануда, против вольной торговли глотку драла. Под красным флагом ходила, коммунию строила…

За плетнем кто-то шевелился. Это девки подглядывали и подслушивали…

— Иди, Груня, — сказал Семен. — А то тут сплетен не оберешься.

Грунька закуталась в платок и ответила грустно:

— Вот и ты стал другой. Бывало, над сплетниками смеялся, а теперь их боишься.

— Не боюсь, но все-таки, — сказал он горько. — Ну, прощай.

— Придешь или побрезгуешь?

— Приду.

Грунька перелезла через плетень, а Сенька остался, лег на дерюжку и до утра все думал и ворочался:

«Грунька, и ты меня укорила… Эх, село мое родное, закомуристое».

«КУЛЬТУРНЫЕ» ХОЗЯЕВА

Утром Сенька проснулся в то время, когда лучи солнца, пробивавшиеся через худую соломенную поветь двора, уже ярко желтели пятнами на сухом сене и на стене забора. Он восстановил в памяти весь разговор с Грунькой и обозлился на брата.

— Уполномоченный сельсовета! Утерял, бюрократ, партийное чутье. Батрачки тут в загоне, как при Николае Кровавом. Надо будет его прощупать.

Он вошел в избу, протирая со сна глаза, и увидел за столом одну только мать, пьющую чай из блюдца.

— А где все остальные? — спросил Сенька.

— Э! Забыл, какая пора. Все село пустое, все в поле. Сейчас навоз разбивают, опахивают картошку. Некоторые уже косят по косогорам, по оврагам, по лесным угодьям. Жизнь ходуном ходит, не на чужого дядю работаем. Деревня встает с петухами. А Ванюшку мужики со стадами подняли. Нынче будет сход — Мокрый дол делить. Трава вознеслась густущая, высоченная. Целую неделю мужики лаются между собой. Одни — за то, чтобы и беднякам, у которых скота нет, тоже долю дать, а другие против.

— Брат, он тоже против? — спросил не без ехидства Сенька. — И это называется — Советская власть на селе.

— Ванюшка тоже против. Он говорит, что впрок им это не пойдет. Зряшное дело. Все пропьют.

— Зарвался человек! — вскричал Сенька, бросая ложку на стол. — Окончательно утратил революционный пыл. Ну, постой, я его разоблачу.

— Да ты очумел? Какая блоха тебя укусила?

Мать с испугу перекрестила его:

— И верно говорят, что все ученые чокнутые. Один мелет, что человека обезьяна родила, другой брехает, что на божьей звезде русские люди живут. Мелют — и ведь ни стыда ни совести.

— Да ты понимаешь, мама, что он делает, брат? Он у буржуев на крючке. И явно против бедняцкой прослойки крестьянства. Оппортунист.

— А ты не ругайся. Сейчас бедный только лодырь. Земля по душам поделена. Работай, старайся всяк, не выходит дело — обижаться не на кого. Богачей всех перевели. Теперь всяк на себя опирайся. Эх, Сеня. Одинаковых листьев даже на деревце не сыщешь, не то что в миру. Ты погляди-ко, как старательные люди опять оперились, а лодыри опять на самом низу, последние люди. Вот и выходит, что ты не прав, кричишь, что бедным сплататоры мешают. Правда-то наружу вышла. Иван это тоже понял. А уж больно идейный, как ты.