Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 93

— Ну вот, мама! Неужели я дикарь какой, буду знакомых сельчан сторониться. Как-то даже нехорошо. Скажут, курса еще не кончил, а уж зазнался, нос подымает, точно барин.

— Ты хоть и не барин, а ученый, не нам чета. А они — девки, как ни говори, а все черная кость.

— Да ведь и я не белая.

— Нет уж, ломоть отрезанный… Гусь свинье не товарищ.

— Кто гусь, кто свинья?

— Тьфу ты, не перечь матери. Ой, не избежать мне горя с тобой. Горе мое горькое, — она завопила. — Не ходи ночью в проулки, где девок тискают, не якшайся с шантрапой. Не встречайся ты с Грунькой. Не узнаешь ты ее, она совсем другая стала. Неопределенный человек.

— Да ты не плачь только, не стану я с нею встречаться, коли тебе так надо. Ведь мы знакомы-то с нею только по работе в комбеде.

— Ну, ну, знаю. Да ведь молодо-зелено. А грех да беда на кого не живет.

Она смахнула с морщин слезы, еще раз перекрестила Сеньку и спустилась по лестнице вниз, держа фонарь над собою. И сразу темнота обступила его со всех сторон. Только в дырку повети глянула сверху яркая звездочка. А в хлеве внизу дышала корова, жевала жвачку, иногда возились куры на насесте или сонно хрюкала свинья.

Тело сладко ныло от работы, но голова была возбуждена до предела, и он не мог заснуть. Он все думал. Он думал о Груньке, от которой его предостерегала мать.

Грунька когда-то была активисткой в комбеде. Исполняла в спектаклях роли забитых девушек. Говорила робко, была круглолица, румяна, тоненькая, но пышногрудая. Выросла она в ужасной бедности. Мать — солдатка, имела пятерых детей и ходила по миру. Груньке на гулянку даже выйти не в чем было, и по праздникам она сидела на завалинке со старухами или одиноко бродила по лесу, собирая грибы и ягоды. Назло богатым Сенька открыто приходил к ней домой, чтобы поднять к ней уважение, подчеркнуть, как ее ценят в ячейке комсомола. Он проводил тогда в жизнь установку — «опираться на бедноту». Грунька охотно позволяла себя перевоспитывать. На ликбез пошла первая, сняла икону со стены, выступила на сцене и не пропускала ни одной политической беседы. Она нашла свою среду и была рада.

Изо всех сил Сенька старался ее развить. Она даже вошла в сельхозкоммуну, которую комбедовцы организовали на помещичьей земле. С тех нор как Сенька уехал учиться, Груньку он не видал.

Предостережения матери отдались в его сердце болью, и он не мог успокоиться.

Наступила глухая ночь.

Смолкла гармошка на селе. Но в тесном проулке за забором девки, сжавшись в круг, заунывно пели:

Я стояла у ворот, Спросил прохожий: кой те год? Совершенные лета, А никем не занята.

Голоса девок, эти знакомые простые припевки еще больше его растревожили. В них вся глубина девичьей печали, которая понятна была ему. Вдруг Сенька услышал, как в задние ворота тихо, робко постучали. Он приподнял голову, притаил дыхание и прислушался. Стук повторился настойчивее. Сенька слез с конюшника и отворил задние ворота. Там у рябины в лунном свете он увидел Груньку. Она осторожно шагнула навстречу ему и сказала умоляюще: