Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 77

Николай Иванович Кочин

— Постой. Ведь у нас есть свободная вакансия: помощник коридорного официанта на третьем этаже. Там у нас живут шансонетки, и работа выгодная, но, конечно, канительная и не совсем чистоплотная. Знаешь, гости ходят к девицам, так тут требуется так, будто ты ничего не видел, хотя видел все… Да и помогать шансонеткам кой в чем приходится. Не тебе там…

— Да черт с ними, только бы прокормиться.

— В таком случае я сейчас узнаю, взяли туда или нет.

Вскоре Сеньку позвали к хозяину гостиницы Обжорину Федору Иванычу.

Сенька недавно видел этого старика на базарах с протянутой рукой, в рубище. Иногда он продавал папиросы с руки рядом с беспризорниками, а ночевал в притонах или на задворках у своей бывшей прислуги. И вот он опять у «своего дела».

В гостинице Обжорина до революции останавливалась самая деловая публика: купцы, промышленники, пароходчики, скупщики. Здесь были хорошая кухня и черная биржа. Можно купить что угодно и найти покупателей на что угодно. Именно здесь собирались воротилы Поволжья. Особенно во время Нижегородской ярмарки. В гостинице Обжорина можно было через маклеров, коммивояжеров купить фальшивые документы, состряпать аферу, заручиться протекцией, обделать темное дело. В недрах этой черной биржи навечно похоронены тайны наглых спекуляций, неожиданных обогащений и коммерческих катастроф. Черная коробка Обжорина хранила в себе память о судьбах многих торговых домов города, о взлетах местных миллионеров и об их банкротстве. И теперь Обжорин ставил дело на тех же началах и так же успешно его вел. Его гостиница была центром коммерческой жизни на ярмарке и пристанищем деловых людей.

Вот перед этим человеком и стоял теперь Сенька.

Как и раньше, Обжорин одет был под богатого мужика: пиджак, смазные сапоги, черная косоворотка. Борода большая, седая, волосы на голове всклокочены. Высок, крепок — сермяжный столп. Глаза проницательные из-под густых бровей, голос тих, внушителен. Сдержанная сила во всем. Никогда он не держал управляющих, всем ворочал сам, хотя едва умел расписываться. Бухгалтерию и контору завел только при Советской власти. Все служащие его боялись, но уважали за справедливость. «Справедливость — душа коммерции», — было его любимое выражение. Знали все, что изъян в работе подчиненных он угадывал издали. Поэтому Поликарп советовал Сеньке быть с ним откровенным и не врать. Хозяин спросил прежде всего, что его заставило наниматься на работу коридорного официанта, работу изнурительную и неприятную.

Сенька ответил, что работы не боится и что ему некуда деваться.

— Некуда деваться — это хорошо. Только из этой категории людей хорошие получаются слуги. Плохо, что вы — студент. Станете работать, увидите не то, что ожидали, начнете говорить о правде, о совести… И убежите… я не беру к себе образованных. Они неспособны к послушанию. А послушание — это тоже талант…

Он увидел омраченное лицо Сеньки и добавил:

— Я сделал исключение только для Поликарпа, и то потому, что он женат и имеет ребенка. Значит, будет дорожить и местом, и заработком. И верно, я не ошибся. Он и за дворника у меня, и за сторожа, и за кладовщика. А жалованье — одно. Если он за всех справляется, значит, троих и не надо. Работа строптивых и чванных не любит. А Поликарп ни разу мне не поперечил, ни разу не жаловался на трудности, и я ему верю. И вас беру только потому, что он просил. Если удержитесь до конца ярмарки, на следующий год — милости прошу. Но думаю, что не удержитесь. Привыкли вы начинать трудовую жизнь не с начала, а с середины. Выучитесь — и сразу на высокую должность. Не дело. По лестнице ходи с первой ступеньки, иначе шлепнешься. Кулибин — великий механик наш — торговал овсом в лавочке. Горький, как и я, был мальчиком на побегушках. Я за три копейки в день на целый трактир воду и дрова таскал. Да мало ли…