Читать «Нижегородский откос» онлайн - страница 163
Николай Иванович Кочин
— Ну, валяй, прямо в грудь! Ну? Эх ты, феодал! Тюфяк! Неужели ты думаешь, что я, старый солдат, допущу у себя на глазах бессмысленное смертоубийство? Погляди, пистолеты-то чем заряжены. Это — брусника.
Он снял с рубашки раздавленную ягоду брусники и подал Бестужеву. Все оживились и принялись разглядывать рубашку Бестужева.
— Как все это стыдно и глупо, — сказал Бестужев. — Узнают наши девицы — куда прятать глаза?
— Зато довольна будет твоя Катиш, — ответил Федор. — Пошли пить пиво. Подавай же друг другу руки, и дело с концом.
Пахарев, сгорая от стыда, подал Бестужеву руку, тот с виноватым видом пожал ее:
— И знал, что смешно, а что делать? Когда предрассудок принимают за истину, он не стесняет.
— Ну, довольно философии, — сказал Федор, — пивца ковырнем?
— За милую душу, — ответил Пахарев. — Все же мы проиграли Бестужеву, нам и платить.
— Вот это верно, — согласились все.
— А о дуэли — молчок, — предложил Кораллов. — Везде уши и языки. Не оберешься сраму.
— Мы на околице признавали дуэль только на кулаках, — говорил дорогой Пахарев. — По сопаткам, стенка на стенку, загнуть салазки.
Всей гурьбой двинулись на Сенную площадь в дешевый ночной трактир.
В полночь на возвышение у стены вышли гармонист и певица, дородная девка в огненном парике. На ней не было никакой другой одежды, кроме пояса с бахромою и золоченого нагрудника. Гармонист раздул меха, а она затянула модную песню:
ПРОЛЕТСТУД
Вновь назначенный вместо профессора Зильберова ректором института, Давид Григорьевич Лурьев был фактически сам студентом, потому что, руководя вузом, он одновременно и учился в нем. Это был парадокс эпохи, вполне объяснимый и никого тогда не удивлявший. Давиду Григорьевичу было немногим более двадцати лет, и он выглядел юнцом. Он был застенчив, опускал глаза. Но всем казалось удивительным, держался робко и, когда разговаривал со студентками, что при этом тихом и скромном парне, именно при нем, и началась коренная и беспощадная ломка и перестройка всех звеньев вуза. Часть профессоров, явно антисоветски настроенная, была уволена. Появились новые лекторы и новые дисциплины: история партии, история социализма, история общественных наук, исторический и диалектический материализм. Оргнизовалась партячейка. При наборе студентов на первый курс предпочтение отдавали рабфаковцам — парням и девушкам непосредственно с фабрик, заводов, из деревень. Приказом было введено обязательное посещение лекций. Это уж было совершенно неслыханно. Нефедыч скинул замусоленную ливрею, студентов стал называть «товарищами», больше не расхаживал по аудиториям, не делал замечаний; он стоял в швейцарской и снимал с каждого верхнюю одежду. Иван Иванович не сидел в пальто, снял с шеи грязный шарф и надел темный галстук, пахнущий нафталином. Помещения стали отапливаться, подметаться, проветриваться. Сгинула толчея в коридорах, прекратился галдеж. Везде: в кабинетах, в аудиториях, в канцелярии, в библиотеке — воцарилась сдержанная деловая атмосфера.
