Читать «Дороги и судьбы» онлайн - страница 150

Когда я слушала эти песни и видела лица женщин, слушающих Вертинского, мне вспоминалась известная сцена купринской "Ямы": знаменитая актриса, из любопытства приехавшая с друзьями в публичный дом, поет там романс Даргомыжского "Расстались гордо мы..." и описание того, какой эффект производит эта песня на слушательниц. Видимо, нечто подобное происходило в душах женщин, внимавших Вертинскому: была юность, первая, любовь, выпускной бал, мечты о светлой, чистой жизни, и вот на тебе! - шанхайский матросский кабак! Плакали, слушая. Вертинского обожали. Поклонялись ему.

Такие же страстные поклонники, готовые за Вертинского в огонь и в воду, были у него среди молодых мужчин, мальчиков неясных профессий... Чем именно они занимались, сказать не берусь, но в конторах, во всяком случае, не трудились, это уж точно. Поскольку некоторые из них иногда ненадолго исчезали, есть все основания полагать, что деятельность их выходила за рамки закона... Мои диалоги с Вертинским: "Что-то Гриши около вас давно не видно?" - "В тюрьме. Какие-то махинации с медной проволокой... Но Левка говорит, что доказать ничего не могут, и Гришу не сегодня завтра выпустят..." Некоторые из мальчиков, упомянутый "Левка" и грузин Гига (оба красавцы!), не гнушались как будто и занятием, о котором в парижских стихах Тэффи устами молодого эмигранта сказано так: "Брошу все и пойду в альфонсы утешать американских старух..."

А бывало, придешь в "Ренессанс" - цыган нет. Исчез весь хор в полном составе. Где? "В тюрьме,- отвечал Вертинский,- они же воры. Ну, может, не все, но хватают всех, одна ведь семья!" Малютка танцор, девятилетний Шурик, любимец публики (ему бешено аплодировали, морщился один лишь Вертинский, бормоча: "Ненавижу детей в работе!"), был, говорят, заодно и первоклассным форточником, проскальзывал, как змея, в любую щель... Не пойму, зачем цыганам это нужно было. Либо заработков не хватало, либо воровали из чистой любви к искусству. Хор исчезал. Хозяин срочно искал замену, нанимались безработные в данный момент танцоры и гитаристы, но их предупреждали работа временная, хор свое отсидит и вернется.

Широк, терпим был Александр Николаевич! Мне кажется, его привлекали так называемые "художественные натуры" (из братства "артистов и бродяг"), этим он готов был все простить, не вникая в то, чем они занимаются, на что живут... Надо же людям как-то устраиваться. Не судите да не судимы будете... Радовался, когда в ореоле богатства и блеска в "Ренессансе" появлялись его молодые друзья - Левка, Гриша, Гига, загадочная Буби (о Буби речь еще впереди)... Садился к ним за стол, бывал с ними самим собой веселым, добрым, открытым... Знал: сегодня они его угощают, завтра, возможно, ему придется их кормить. В два часа ночи "Ренессанс" закрывался, но неуемная компания желала ехать "дальше", в открытые до утра кабаки на далекой улице Ханьчжоу-Роуд, в западной части сеттльмента, в районе загородных иностранных клубов. Вызывались две или три машины-такси, компания рассаживалась. Спорили из-за того, с кем сядет Вертинский: "Дед с нами!" - "Нет, с нами!"