Читать «Дороги и судьбы» онлайн - страница 149

Нас смешили шутки друг друга, это всегда почва для сближения. Вертинский часто влюблялся, но я никаких романтических чувств не вызывала в нем, наши отношения с самого начала сложились и продолжались как отношения друзей, я бы даже сказала - подруг. Рассказывали друг другу о своих романах, советовались, сплетничали, издевались над богатыми посетителями "Ренессанса" - не любили богатых. В "Ренессансе" бывали и иностранцы, но не часто, основная же масса "богатых" - это предприниматели из эмигрантов, люди с коммерческим складом ума, владельцы магазинов и разнообразных предприятий, а также биржевые маклеры - всю жизнь не могу усвоить, чем именно занимаются биржевики, а в хаотических условиях Шанхая тех лет понять это и вообще возможности не было... Бывали тут спекулянты, богатевшие на инфляции,- прятали товары, ждали, когда поднимутся цены, затем выбрасывали на рынок,- и так называемые "торговцы воздухом", а это вроде моих сбежавших жуликов, экспортирующих щетину, которую они в глаза не видели... Одни "торговцы воздухом" прогорали и даже попадали в тюрьму, другим же удавалось разбогатеть...

Они являлись компаниями, редко с женами, чаще с "неизвестными дамами", пили, веселились, бросали цыганам деньги, звали Вертинского с ними посидеть... Он уходил, таинственно подмигнув мне и еще кому-нибудь подсевшему за его столик - "мексиканской плясунье", например, или гитаристу, в эти минуты свободному... Подмигиванье говорило: "Сейчас я их выставлю!" (Глагол "выставить" означал "Чем-нибудь от них поживлюсь".) В открытые двери мы видели, как Вертинский что-то рассказывает торгашам и спекулянтам (те хохочут), затем приглашает танцевать одну из дам - та счастлива и горда,- после чего является обратно, а за ним шествует официант с подносом - нам несли бокалы с вином, иногда шампанское, а бывало, приносили что-то съестное на скворчащей сковородке... Значит, Вертинский сказал: "У меня там друзья. Они еще не ужинали".

Итак, работал "сверх плана", чтобы нас накормить и напоить. Отправлялся во вражеский стан, возвращался с данью. Именно наличие двух "станов" я явственно ощущала в те годы и гордилась своей принадлежностью к этому, Вертинским возглавляемому, о котором им было сказано в песне: "...но не таким, как мы, не нам, бродягам и артистам!"

Всегда элегантный (умел носить вещи, к тому же рост, фигура, манеры), аккуратный, подтянутый (ботинки начищены, платки и воротнички белоснежны), внешне на представителя богемы не похож совершенно. А по характеру богема, актер. Капризами, частыми сменами настроений, способностью быстро зажигаться и столь же быстро гаснуть напоминал мне Корнакову. И так же, как она, цены деньгам не знал, были - разбрасывал, раздавал, прогуливал, не было - мрачнел, сидел без них... Щадить себя не умел, о здоровье своем не думал (хотя и впадал иногда в мнительность!) и всегда был готов поделиться с теми, кто беднее его...

Многие молодые эмигрантки, работавшие в шанхайских кабаках, выросли в Харбине, в тихих, богобоязненных семьях, окончили средние школы, готовились, так сказать, к иной судьбе... У Вертинского были две посвященные им песни - "Дансинг-герл" и "Бар-герл". На его в России записанных пластинках этих песен нет, здесь он не пел их и слов я не помню... Лишь обрывки удержались в памяти. "Вы в гимназии, церковь, суббота, хор так грустно и нежно поет, вы уже влюблены, и кого-то ваше сердце взволнованно ждет..." Затем: "Вы качаетесь с ним на качелях без конца, без конца, без конца..." Это - Харбин. Во второй, шанхайской части песни героиня уже "качается" в танце с каким-то типом "без конца, без конца, без конца". И вот кульминация, отчаянный крик: "О, как бешено хочется плюнуть в этот нагло смеющийся рот!" (Тут имеется в виду немилый, но платежеспособный партнер, с которыми приходится "качаться" в танце...) Это - "Дансинг-герл". Вторую песню, "Бар-герл", не помню совсем.