Читать «В горах Ештеда» онлайн - страница 309

— Когда отец пришел, мать хотели выпустить. Они отперли карцер, и в тот же миг она выскочила оттуда с диким хохотом. Ее лицо и одежда были в крови, платье разорвано, она набросилась на отца и стала рвать одежду и на нем. У нее отняли дитя, к этому добавилось утомление, боль, страх, молоко ударило ей в голову, и она повредилась в уме…

Снова Доротка прервала свой рассказ. Вилик был бледен, как призрак.

— Это и самих господ испугало. Они отпустили домой не только ее, но и мужа. Несчастная промучилась несколько дней и умерла. Она уже не узнавала ни мужа, ни ребенка. Солдата же, который ее схватил, терзали угрызения совести: он не знал, что у женщины, с которой он обошелся так бесчеловечно, был грудной младенец. Ему не хотелось оставлять этот грех на своей душе, и он рассказал, по чьему наущению так поступил. Мой отец пришел в ярость и хотел жестоко отомстить твоей матери, но при виде меня смягчился. Кто бы стал заботиться обо мне, если б ему пришлось, как предписывает закон, поплатиться жизнью за чужую жизнь? Однако он уличил твою мать в тяжком грехе и поклялся, что скорее погребет себя и меня в каменоломне, чем простит ей это. И пусть она не посылает за ним в свой смертный час…

— Стало быть, она это знала, и все же меня… — воскликнул Вилик, вспомнив, как настойчиво мать побуждала его снискать Дороткину любовь. Охваченный ужасом и скорбью Вилик пошатнулся, чуть не потеряв сознания.

Доротка вскрикнула, увидев, как этот крепкий парень клонится, точно подрубленное дерево. В испуге она подхватила его, напрягши все силы, и тем счастливо уберегла от падения. Она хотела привести его в чувство, но не знала, где взять воды. Тогда она выдернула несколько пучков травы, влажной от ночной росы, и смочила ему лоб.

Вилик быстро пришел в себя, но силы его были сломлены.

— Какая ты несчастливая, бедняжка, — проговорил он. — Выросла, не зная даже, что такое материнская любовь. Но, поверь, я стократ несчастнее тебя, хотя мать моя жива. Вижу, что на душе ее лежит тяжкий грех, и все же до последней минуты я должен чтить в ней мать. К своей матери ты можешь хотя бы обратиться в молитве и радоваться встрече с ней на небесах. Я знал, что мать моя жестокосердна, но никогда не поверил бы, что она способна на подобное злодейство. Кто не пережил того, что испытываю сейчас я, тот не знает, что такое отчаяние.

Его слова, однако, принесли Доротке облегчение. Они как бы сняли то тяжелое, гнетущее чувство, которое томило ее с того мгновения, когда она поняла, что оказалась во власти Вилика. Они вывели ее из унизительного состояния, когда, не будучи в силах противиться разумом, она должна была сдаться врагу ее семьи — врагу, в ненависти к которому, не зная его, клялась сотни раз.

Его искренняя скорбь доказывала, что сердце ее не обманулось в нем. Душа у Вилика была добрая и чистая. Доротка уже ни капельки не стыдилась, что ей суждено его любить, и простила ему его колдовство. В колдовской земле не было уже нужды. Его горе влекло к нему Доротку столь же неодолимо, как прежде — колдовские чары. Она больше не находила повода ни для ненависти, ни для презрения. Разве причинил он ей какое-нибудь зло? Вилик всегда был с нею добр, простил ей обиду. Вместо того чтобы отомстить, он прижал ее к сердцу, как в тот раз, когда попросил ее выйти за него, хотя и видел, что она пасет в домотканой юбке свою единственную козу. Разве упорствовать в ненависти не было бы грехом, не было бы вопиющей неблагодарностью? Разве сын в ответе за мать?