Читать «Два детства» онлайн - страница 59

Степан Павлович Титов

Вот уже запрягли телеги, собрался народ, но никто не едет. Уже спрашивают:

— Чего стоять-то. Какая заминка? Отчаливай!

— А масло-то где?

— Бабы, что это у молоканки народу нагрудило?

— Подумай только, что делается! Мужиков в бор отправлять надо, а новый-то молокан масла не приготовил.

— Что с парнишки спросишь.

— Какой тебе парнишка — по вечеркам уж ходит!

— Ой, срам!

Как выведенный на позорище, буду стоять у молоканки, не смея оправдываться и глядеть на людей. Тут обязательно будет Никандра. Он весь пропитан ядом, а где пройдет — останутся на земле плешины. Пастух обязательно прыснет:

— Нет, тут добра не жди! От этого сокола вороной относит.

Председатель не будет ругать. Он посмотрит, и это сомнет меня, как навалившийся в раскате тяжелый воз сена.

— Маху дал я, значит.

— Вот это уже конфуз и срамота, — сказавши, нахмурится отец и потрет переносицу.

Над головами людей вспорхнет голос матери:

— Мужики, бабы, не судите строго… Сил у него не хватило. Сплоховал парень… Он может!

Если бы в маслобойку ударил гром, чтоб разнесло мое мучение по лоточкам!.. Но она прочно стоит на опорах, красиво опоясана обручами и протягивает мне в знак примирения журавлиную шею крюка. Гром в бочку не бьет. Придется, видно, кувыркать кургузую толстуху: мое спасение от позора в ее хлюпающем нутре.

Много звезд стряхнула ночь за темный край земли, когда я все-таки добился победы. От усталости не хочется двигаться. В открытую дверь через порог натекает темнота, густеет по углам, и фляги, погруженные в нее по пояс, бродят, как ребятишки по мелководью. Лежу на полу, смотрю на месяц над крышей амбара. Ночь пошла на другую половину. Завтрашнее утро у меня будет самое расчудесное!

Уже отпиликала гармошка, отпустив с «пятачка» молодежь по домам. Чей-то голос дремотно допевает:

Все идут, все идут, А моего не ведут. А я буду губы дуть,— И моего приведут.

Умолк голос. Полный месяц удивился наступившей тишине, принялся заглядывать в окна домов, подсвечивать стволы берез. Коммуна спала и не знала, что усталый победитель идет досыпать ночь. По лесной дорожке месяц разбросал мне под ноги монисто ярких бликов.

Про музыку

— Не суетился бы ты, отец, раз не можешь, — говорит мать. — Полежи — отойдет. Взяток откачал. Какое теперь заделье на пасеке?

Отец сидит на кровати, натаскивает рубаху на худое тело. Лопатки остро прорезываются зачатками крыльев.

— На волю мне надо… В избе я долго не оклемаюсь, да и голове тут неспокойно.

Стоит тепло. Все заполнил недвижный воздух. Небо приподнялось над полями, раздвинуло к посветлевшим увалам грудки облаков, ласкает притихший лес, удивляется обилию земли, яркому цвету озимых, опоясавших колки, слушает трактор. Он шумит, проводя строчки по жнивью, раздвигая перелески. Всюду покой, свет и раздумье.

Отец возвращается умиротворенный, посветлевший, усталый. Слабое тело примяла болезнь, разбросала по кровати. За сеткой корявинок прячется нездоровый румянец. Дрожащие ресницы опахивают глаза, тронутые небом.