Читать «Слушай Луну» онлайн - страница 128
Майкл Морпурго
Нужно было лишь отыскать этот колодец и каждый день терпеливо ждать, не пройдет ли мимо лодка, а моя лодыжка тем временем заживет, и тогда я смогу снова подняться на скалу и махать лодкам оттуда.
Окрыленная этими головокружительными мечтами, я тут же приступила к поискам колодца, который просто обязан был быть на острове. Я решила, что начать разумнее всего будет с окрестностей дома. По логике вещей, рассудила я, колодец скорее должен быть расположен где-нибудь рядом с домом, нежели на другом конце острова. Почему-то я считала, что отыскать его будет несложно. Я ошибалась. Папоротник и ежевика, покрывавшие, наверное, бо́льшую часть острова, были высотой с меня саму. Никаких тропинок в них я найти не смогла. Приходилось продираться сквозь эти заросли, прокладывая себе дорогу костылем. В некоторых местах папоротниковая поросль была такой густой и высокой, что я не отваживалась в нее сунуться, а колючие кусты ежевики царапали мне ноги и хлестали меня по лицу и шее. Это были настоящие джунгли.
Весь тот день и следующий за ним я продолжала поиски, и нельзя даже сказать, что полностью на голодный желудок, потому что мне попадалось достаточно крошечных зеленых ежевичинок, чтобы кое-как заморить червячка. А вот жажда из сильной очень быстро стала невыносимой. Я была вынуждена опускаться на четвереньки и пить из луж, когда удавалось на них наткнуться. Их было не так уж и много, и вода в них была затхлой. Я все еще искала колодец, но чем дальше, тем менее решительно, менее настойчиво и уже почти без надежды. У меня не было никакого желания продолжать. У меня больше не было сил продираться через заросли папоротника и ежевики, заглядывать в дебри, где я еще не была. Чем дальше, тем бесцельнее становились мои блуждания, а растущая безнадежность моего положения нередко доводила меня до слез. По ночам царапины и порезы, покрывавшие все мое тело, не давали мне заснуть, а лодыжка постоянно напоминала о себе болью. Я сворачивалась клубочком под одеялом, прижимая к себе плюшевого мишку, и принималась раскачиваться, чтобы уснуть. Но ничто не могло заглушить голодные спазмы, терзавшие меня.
Я больше не напевала мою мелодию луне, потому что луна не показывалась, а если я пыталась петь, то вместо музыки выходили всхлипы, а то и рыдания. Я изо всех сил старалась не плакать не потому, что пыталась быть храброй – какая там храбрость, когда мной уже давным-давно овладело чувство отчаяния, – но потому, что знала: стоит мне только начать рыдать, как очень скоро меня скрутит кашель, который привязался ко мне и никак не желал проходить и от которого я содрогалась всем телом.
Не знаю, сколько прошло дней и ночей, но однажды ночью, когда я лежала в своем укрытии, пытаясь укачать себя, чтобы уснуть и больше не кашлять, пытаясь забыть об исцарапанных ногах, о пульсирующей боли в лодыжке, вдруг разразилась страшная гроза, ветер завыл в трубе, засверкали молнии, превращая ночь вокруг меня в день. До этого момента мне в моем очаге было достаточно сухо, но теперь дождь и ветер залетали внутрь, и я совсем забилась в угол, под каменный козырек, где можно было хоть как-то укрыться от непогоды. Там я и сидела, съежившись, под одеялом, подтянув колени к груди и крепко прижимая к себе своего мишку, и пыталась унять душивший меня мучительный кашель. Надсаженная грудь болела, ободранное горло саднило. Насмерть измученная, я, видимо, в конце концов провалилась в сон.