Читать «Аргентина. Лейхтвейс» онлайн - страница 14

– Нет.

7

Когда залитая ночной тьмой земля исчезла далеко внизу, Лейхтвейс включил обогрев – третья кнопка слева на маленьком поясном пульте. Об этом предупредили еще перед первым полетом: холод коварен, его можно сразу не заметить, а потом станет поздно. Именно по этой причине погиб сын авиаконструктора. Поднялся в заоблачную высь – и забыл об осторожности. Ясный день, солнце, что может случиться?

Теперь была ночь, и холод подступил со всех сторон. Дышалось плохо, кажется, он тоже увлекся, набрав слишком большую высоту. Нельзя! С ранцем ничего не сделается, не выдержит сердце. Оно создано для тех, кому предначертано ходить, а не летать.

– Привыкайте, ребята, – сказал как-то инструктор. – Вы теперь не просто люди. Только не спешите этому радоваться.

Сказал… Сказала…

Еще раз сверившись с компасом, он решил немного изменить курс. От Парижа до границы Рейха чуть меньше трехсот километров – по прямой, если приложить линейку к карте. Но он возьмет чуть южнее, пусть даже из-за этого придется лишнее время побыть в воздухе. Ничего, выдержит! Полет не должен длиться больше двух часов, но это обычный, тренировочный. Инструктор считал, что можно продержаться втрое больше, если не форсировать скорость и лететь не выше двух километров.

Считал… Считала… Даже в мыслях Лейхтвейс предпочитал неопределенное «инструктор», слово, если верить словарю, мужского рода. Пусть лучше так, меньше риска проговориться. Тем более, этого человека больше нет. Не потому что умер, а вообще. Нет – и не было, учил же их некто, которого лишний раз поминать не след, даже среди «марсиан». Это оказалось не слишком трудно. Привык! В детском доме нельзя было вспоминать об отце – враге трудового народа, в Германии – о России, а в полку, где он, горный стрелок Николас Таубе, проходит службу, – о Лейхтвейсе. И конечно же нигде нельзя поминать Ночного Орла. Такового не существует в природе, крылатые хищники ведут дневной образ жизни, о чем и в книжках написано.

Но там, где нет свободы слова, есть свобода мысли. А если и ее отняли, остается еще Память, и это уже навсегда. Альбом семейных фотографий, отцовская шинель в прихожей, улица 25 Октября в красных первомайских транспарантах, колодец двора, седой шарманщик, девочка в белом платье, а над ними – бездонное синее небо…