Читать «Из дневника жителя архангельска Ф.Н. Паршинского» онлайн - страница 34

Филадельф Николаевич Паршинский

3 сентября 1941 г. вечер лунный. Я был в бане с 18 до 22 часов. Обошлось благополучно, без сердцебиения, только голова болела, и то не очень. Вымылся хорошо. Своим походом в баню я спас себя от посещения Мирзаханова, который обещал прийти в 7 ч. вечера со сладкой водкой и блинами. Меня какой-то инстинкт отталкивает от Мирзаханова, несмотря на то, что он сегодня в магазине № 11 определенно высказался: «Хоть бы скорее всю эту ерунду коммунистическую, революцию и диктатуру пролетариата к черту, хвастались бить врага на его территории, а что сделали!» Несмотря на это высказывание, я все-таки инстинктивно избегаю этого Валентина Николаевича. В бане один старик, с которым я познакомился в 1929 г. или весной 1930 г., когда окарауливал склады ВЭО на пр. Чумбарова-Лучинского, подвыпивший, раздеваясь, говорил: «Ну, будет же опять Россия, я все думал, что уже все кончено, а нет, будет опять Россия, будет!» Хотя это бормотанье не является высказыванием в полном смысле этого слова, но нетрудно догадаться, что речь идет о такой России, какая была при царском правительстве, а ту Россию, которая в настоящее время является интернациональной территорией для размножения всякого рода нацменов, такую теперешнюю Россию он не считает Россией.

4 сентября. С утра пасмурно, после полудня изредка появляется солнце, ветер с юга, холодно! В 14 ч. 15 мин. +11,5 °С, ветер с востока, пасмурно. Как быстро все исчезло из магазинов. Еще 25 августа было много консервов (горох со свиным салом), морковь в кубиках, свекла, зеленый горошек, кукуруза сахарная, шпинат, кетчуп томатный, сок томатный — все это исчезло в последние дни августа. Теперь в магазинах только кофе желудевый и какой-то еще, да крабы по 6 р. баночка (в магазине Мол- союза), но возможно, что эти крабы — это только бутафор.

Вечером 4 сентября дождь мелкий. Пришел Мирзаханов с сыном. Он принес с собой водки «маленькую» и хлеба граммов 600 или 800.

Ничего не поделаешь, пришлось принимать гостей. Первому налили мне, полстакана, но я категорически заявил, что выпью только 1/5 этого количества. Тогда Вадим вылил обратно в бутылочку 3/4 водки. Осталось меньше рюмки, это я выпил и закусил хлебом. Остальное выпили отец с сыном. Им досталось по полстакана, причем огрызнулись. Отец не дал Вадиму налить себе полстакана, вырвал у него из рук бутылку и сам себе налил полстакана. При этом сын и отец пререкались из-за каждой капли водки. Валентин Николаевич обозвал Вадима обжорой, мерзавцем, упрекал его в том, что накормил курицей в столовке. Очень милый получился разговор отца с сыном! Наконец Мирзаханов с кривлянием лица выпил свою порцию. Вадим вылил себе остальное; получилось немножко меньше, чем отцу. Вадим не преминул указать мне на это обстоятельство и сказал: «Это он всегда так!» — и выпил свою долю. Вадим не кривлялся и выпил залпом. Говорили о войне. Вадим всегда высказывался за победу над Гитлером. Мирзаханов же то ругал Гитлера, то ругал большевиков, то повторял свои прежние анекдоты, но уже не так хорошо, как раньше. Я ему указал на это. Досидели у меня до 23 часов, ну и куда же пойдут? Пришлось мне предоставить им ночлег. Улеглись спать. Ночью Мирзаханов говорил мне про войну. Про войну я ему сказал: «Возможно, что Сталин недоволен Тимошенком за сдачу Смоленска, а Буденным за сдачу Днепропетровска, но ведь и у Ворошилова дела не блестяще! Немцы хотят взять Чудово и Званку и, таким образом, отрезать Ленинград от Москвы и Архангельска. Посмотрим, удастся ли им это. К северу от Петрозаводска железная дорога уже перехвачена немцами. Не понимаю я стратегии Сталина. Если бы я был Главковерхом, то я лучше отдал бы немцам сахарный Киев, чем Кривой Рог с его богатой железной рудой и металлургической промышленностью, Никополь с его марганцевой промышленностью, Днепрогэс и т. д. Но в том-то и дело, что инициатива в руках немцев, а не в руках Красной Армии, которая только мечется из стороны в сторону, избегая прямых ударов в лоб и нападая на немцев только из-за сосны. И Буденный, и Тимошенко тут ни при чем, тут виновата сплошная коллективизация 1930 г., и сталинские пятилетки, и сталинское ударничество, и все эти стахановцы, виноградовцы, кривоносовцы. Виноват социализм, то есть нищета материальная, духовная народных масс СССР». Утром Мирзаханов рассказал мне, что памятник Минину и Пожарскому был перенесен с прежнего места в ограду Василия Блаженного и поставлен так, что правая рука Минина указывала прямо на мавзолей Ленина. Тогда кто-то написал на памятнике: «Смотри-ка, князь, какая мразь у стен Кремля-то улеглась!» УГБ будто бы с ног сбилось, разыскивая автора, а памятник повернули так, чтобы рука Минина не указывала на мавзолей. Я ничего не выразил Мирзаханову на это, хотя можно было бы сказать, что человек, который хитростью и железной силой воли сумел отбрыкаться от всех внутренних и внешних врагов, не мразь. На прощанье я сказал Мирзаханову, чтобы он на ночлег у меня больше не рассчитывал, потому что соседи весь разговор подслушали.