Читать «Ноктюрн душе» онлайн - страница 14

Евгений Михайлович Кискевич

ЭХО

Все мимо; твари и предметы Летят, плывут в высокий порт, Спешат от добровольной Леты, Где я лежу, один, простерт. В азийской лени, в полудреме Лежу в беспамятстве потерь, И миф о погорелом доме Всё реже мнится мне теперь. Уж недотыкомкою скука Сидит в возглавии моем. Так благодушно жмет мне руку, Так мягко говорит: «Уснем, Хлебнем последнюю утеху». Но в сумерках, в полубреду Я внемлю ангельскому эху В моем обугленном Аду.

РЕБЕНОК

Как же его не любить, Когда не любить невозможно? Его надо на руках носить Высоко и осторожно. Он для меня травка, куст, Где птица беспечно щебечет, Без него этот мир стал бы пуст, А кто же пустоту излечит? И если его не любить Хоть сердцем, от вражды усталым, То он не захочет быть В доме, где любви так мало, И улетит голубою звездой К светлой стезе бездорожной, Куда нужно стремиться душой, Но достичь — невозможно.

ДРУЖБА

Сквозь бурю, сквозь годы я слышу твой дружеский голос, Как слушал когда-то за мирной беседой вдвоем На маленькой даче, и в поле, в бою беспощадном, Когда шевелится, как ком, нарастающий страх. Как часто искал я призыва, привета, касанья Спокойных и верных твоих ободряющих рук И как без ошибки всегда твой ответ узнавал я: Порой из оркестра, иль в рукопожатьи врага. А ныне — какие счастливые вихри бросают Нас снова друг другу. Откуда? Надолго ль? Зачем? Ты друг непонятный, быть может, поэтому близкий, Как близки орбиты смещенных, заблудших комет.

NATURE MORTE

Угол желтеньких стен. На латунном болте Галстук, воротничок, пожилой, но крахмальный, Полинялый флажок, дань скупая мечте, Да обрывок фаты (котильонной, венчальной?). А у притолки слон, сувенирчик соседки, Одинокая книга, записка на самом краю, И пучок иммортелей слишком яркой расцветки. О, прикрытая бедность, тебя ль благодарно пою?

БЕССОННИЦА

Сплетает ночь свои тенета Всё гуще, ниже над землей, Уже не видно переплета Оконной рамы предо мной, Покрыли твердь сырые тучи, В лесах, на водах пелена, И с думой темной и дремучей Душа во сне обручена. Заботы, страстные тревоги Гнетут в арктическую ночь, И бденье снова на пороге Стоит, и не уходит прочь, Чтоб слышал я, единокровный Юдоли скорбного греха, И шум хлебов, и вскрик любовный, И первый окрик петуха.