Читать «Оскорбленные чувства» онлайн - страница 70

Поймите же, – тормознул посреди тротуара Сопахин, – она это сделала, чтобы научить его честности. А то ишь, хитренький, сам вылечился, а обещание не выполнил.

Имел полное право после ее шантажа, – повлек его за локоток Катушкин. – Она же как вопрос ставила: или женись на мне, или сгнивай заживо. Загнали парня в ловушку. Да он и потом рад был от нее избавиться. Помните, когда брат его умер и Петр стал князем? Там бояре взбунтовались, что у них княгиня – простолюдинка.

Да, и предложили ему отправить ее с любым богатством из города, а самому жениться на ком-нибудь благородном.

Вот-вот. А он на это им ни «да», ни «нет». Вроде как мечтал сплавить женушку, но мало ли, что она ему за это сделает. Может, заколдует в кого-нибудь. Ужасная история, ужасная. И это наш пример идеальной семьи!

Они встали у перекрестка. Путь их раздваивался.

Все, мне налево, – сказал Сопахин.

Рад, очень рад, будем на связи.

Учитель и журналист распрощались, пожали друг другу руки и тронулись в противные стороны. Через пару шагов Катушкин свернул во дворы, чтобы срезать дорогу к скверу. Дворы цвели своей внутренней жизнью. У забора палисадника валялся чутко дремлющий алкоголик. Женщина в окне развешивала белье. Дети ковырялись в грязи у остова сломанной карусельки.

Катушкин миновал гараж, откуда доносился звук механического голоса, – кто-то чинил автомобиль, слушая телевизор. Ноги его старательно огибали кайму обитавшей здесь вечность лужи. Лужа пузырилась. На дне ее таились всеми отвергнутые предметы: порванная галоша, пара почерневших монеток в пятьдесят копеек, бутылочные горлышки, ручки от пластиковых пакетов, почти разложившаяся бечевка. Через лужу была перекинута пружинистая доска. Дальше юлила тропинка, выводившая на соседнюю улицу.

Успев перейти препятствие, он услышал, как шуршат и хныкают за спиною чьи-то решительные шаги. Резкий удар под колено снес его с ног. Чей-то крепкий башмак наступил ему на ухо. Второй налетчик оглушил его сапогом. Голова Катушкина впечаталась в мокрую землю. Хрустнули очки.

Кто? Что? Спасите! – заорал несчастный, но новый град тумаков осек его, свинтил барахтающимся клубком.

В попытке увернуться от пинков тело его стало закручиваться морскими узлами, складываться в самые эксцентричные позы. Колени норовили коснуться лба. Локти вжимались в пупок. Избиваемый сопротивлялся. Он копошился в подсохшей слякоти, как опрокинутый навзничь жук. Его ругательства превращались в стон. Прикушенный язык взрывался болью, избитые бока полыхали. С изжеванных губ бежали розовые пузыри.

Если будешь, падла, кропать про главного прокурора, то быстро исчезнешь. Ясно тебе? Усек? – частил один.

Уроем тебя, понятно? Пискун вонючий! – вторил другой. Во рту его корчилась матерщина.

Мимо проходил кто-то – Катушкин догадался по шороху кустов, по сдавленному восклицанию.

Помогите! – прохрипел он, но невидимый прохожий испуганно метнулся прочь. Бугаям-лиходеям было все равно. Они трахали Катушкина по ребрам, выколачивали признание:

Будешь строчить или нет? Будешь или нет?

Не буду, – шипел Катушкин. Онемевший его язык нащупал во рту осколок. «Не зуб ли это? – беспорядочно думалось ему. – Хватит ли денег на стоматолога?» Злодеи продолжали месить его ногами. Действительность превращалась в немую колышущуюся картинку. Картинку разрывали помехи вещания. Катушкин отключался.