Читать «Цвет папоротника» онлайн - страница 48
Валентин Владимирович Тарнавский
Незнакомка отрицательно покачала головой. Фома вздохнул с облегчением. Вот что значит настоящее воспитание. Благородно отказаться от того, чего у хозяина нет.
Водянистый включил свой дедуктивный метод. Губы не крашены, веки не подведены. Это было признаком принадлежности к хорошей семье. Только что окончила школу, медалистка, учится на романо-германском — цветнике невест, когда пишет, прикусывает губку. Конечно, с ней рано еще о чем-то говорить, но родителям положительный Фома должен понравиться. Он же не какой-нибудь там пижон, щенок голохвостый, а без пяти минут кандидат. Он займет за нею очередь и непременно выстоит ее.
— Вы вспомнили, что с вами случилось?
Она снова покачала головой, напряженно всматриваясь в Фому.
— Ну хоть кто вы? Как вас зовут?
— Не знаю. А кто я?
Фома тактично промолчал, чувствуя себя скромным придворным лекарем при особе царской крови. Что ты ей скажешь? Диагноз из всего вытекает неутешительный. Полное забытье. Полная потеря памяти. Tabula rasa — чистая дощечка. Скажи ей сейчас, что она камень, и она станет камнем. Назови травой — будет травой. Огнем — сгорит в рыжем пламени своих кос. Фома и не такое видел на сеансах гипноза. Там люди превращались во что угодно. В рыб, в своих начальников, шахматных королей. Один так вообще в пустое место.
— От испуга вы потеряли память. Припомните, кто вы? Где живете, учитесь? Как вас зовут?
— Как вас зовут? — будто далекое эхо в скалах, повторила она.
— Меня — Фома. — Водянистый не сразу сообразил, что из всех реакций на внешние раздражители у нее осталась наипростейшая — эхолалия, повтор. Она сейчас была только отражением его же слов и поступков.
— Мы сейчас позавтракаем, а потом вы поедете туда, — Фома махнул за морозное окно, в пространство. — Там вам помогут.
— Нет-нет. Не хочу. Тут тепло. Там я замерзну. — Она задрожала осиновым листком и упала перед Фомой на колени. — Я буду тут. Я боюсь.
— Встаньте! Ну встаньте же! — Водянистый попробовал поднять ее, но тщетно. Негнущейся ладонью он гладил рыжие волны волос, пощупал лоб — температура нормальная. Внешне ничто не выдавало недуга. Но, видно, на том смертельном пороге телесная оболочка оказалась крепче, чем парниковая ее душа. Форма осталась, а внутри все вымерзло до дна.
Фома бормотал себе под нос латинские термины, как колдовские заклинания, но это мало помогало. Все заученные диагнозы и показания перепутались. До сих пор знания лежали в его голове, а теперь их нужно было иметь в руках.
Толстыми деревянными пальцами он касался ее дрожащих плеч, деревянными губами спрашивал, что и где у нее болит, по какому такому «вопросу» она тревожится, просил взять себя в руки… Девушку нужно было успокоить, а Фома не знал как. До сих пор он имел с девушками сугубо официальные отношения. Студент — студентка, пассажир — пассажирка. Они почему-то обходили его. Только раз в прежней веселой компании одна остроумная девица после вечеринки поставила его в подъезде спиной к водопроводным трубам, заставила поцеловать себя, а потом разочарованно сказала: «Эх ты. Ты ж хладнокровный. Знаешь, мы с тобой как две трубы. Горячая и холодная. И рядом и противоположны».