Читать «Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов» онлайн - страница 45
Карин ван Моурик
– А сейчас, – торжественно произнес художник, – ты должна съесть ЭТО (он простер палец в сторону керосинки с кастрюлькой), потом мы выйдем в степь, и я буду тебя писать!!!
Моя делегация никак не возвращалась от голых казашек, и я представила себе, что через пару минут мне придется кричать «Hilfe!». А художник извлекал вилочкой из эмалированной кастрюльки нечто коричневое, горяченькое, и глаза его, и так немного навыкате, выкатились совсем от возбуждения и от важности происходящего. ЭТО было причинным местом коня.
Упала ли в обморок, кричала ли «Hilfe», не помню – помню, что лучшую часть конины не попробовала и в степи не позировала.
А действительно – не упала ли я в обморок? А иначе как мне удалось бежать?
Наверное, контроль над ситуацией взяли в свои руки швейцарские специалисты.
Кинжал офицера Вермахта
(1990)
Пространство выставки, на которой демонстрируется товар, – это такой ограниченный мирок, из которого есть выход в туалет, в буфет и, если повезет, – на международный уровень. День, проведенный в этом искусственно созданном пространстве, обычно заканчивается ужином в ресторане. Во время работы тебе все равно, как называется город, в котором ты сейчас находишься, он может как угодно называться. Только лишь оказавшись в ресторане, а тем более в гостинице, ты можешь обнаружить признаки столицы или их полное отсутствие. Если в ванной комнате так глупо прилажен душ, что шланг с трудом дотягивается до ниши, в которой моются, а переключатель воды расположен над раковиной (ты хочешь вымыть руки, а сверху-сбоку из душа на тебя внезапно обрушивается холодная вода, и это, конечно, после того, как сделан макияж и уложены волосы) – ты явно не в Москве. Ты вопишь и ругаешься, но когда из соседних номеров время от времени доносится точно такой же вопль и изрыгание проклятий – ты безжалостно хохочешь.
Но если твоя гостиница называется напрямую – «Шахтер», а ресторан, в котором ты засел вечером с коллегами, – «Уголь», то где же ты еще, как не в Донецке?
Донецк тряс кризис, зарплаты не было. Горняки бастовали. Правительство отреагировало выделением средств на «улучшение медицинского обслуживания шахтеров», поэтому мы там и оказались со своей выставкой, со своим оборудованием.
Не было не только зарплаты – ничего не было. Немцы говорят: было ничего – зачем отрицать два раза. Мы привозили с собой туалетную бумагу – в конце восьмидесятых она была в Советском Союзе роскошью. В туалетах лежали нарезанные кусочки газеты. Можно было заодно почитать что-нибудь из обрывков прожитого и канувшего. Одна швейцарка (эта выставка и была организована швейцарской фирмой) именно так и поняла назначение газетных кусочков, поэтому взяла наши драгоценные рулоны белоснежной бумаги и разложила заботливо по всем туалетам. Я побежала, пытаясь спасти, да поздно – унесли сразу и все. А еще приходилось обходить туалеты, чтобы выручать из корзин наши великолепные глянцевые брошюры – многие посетители выставки брали их только ради нарядных пластиковых пакетов, которые не просто заменяли собой авоську, а были тогда модным аксессуаром!