Читать «Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов» онлайн - страница 42

Высокий чиновник из министерства здравоохранения Казахстана встречал нас с щедростью и радушием. Мы были приглашены не куда-нибудь, а к высокому лицу домой, – и в честь дорогих гостей (нас!) этот добрый человек распорядился зарезать двух баранов…

Мне кажется, ни одно застолье в моей жизни не было столь примечательным: столы ломились от разнообразных блюд – но все они были приготовлены из баранины. Исключение составляли водка и соленые огурцы, к которым я с грустью и припала. Время от времени, взирая голодными глазами на изобилие, я спрашивала Сережу из Москвы, который сидел рядом, что сие блюдо значит. И он снова и снова рассказывал про баранину.

Голодная и расстроенная, служила я переводчиком – что не доставляет мне радости даже в сытости и довольстве.

Затем, отдельным номером программы, был подан деликатес. На середину стола поставили огромный коричневый мешок – это был бараний желудок, начиненный потрохами. Потроха были уложены искусно, и даже кишки были сплетены в косички. Невероятными дипломатическими ухищрениями мне удалось отказаться от блюда, не оскорбив хозяйского радушия. Уф. Я хлопнула водки и съела еще пару огурцов. Явление следующего блюда я восприняла уже со спасительным безразличием – еще бы пару рюмок, и начала бы равнодушно поглощать бараньи кишки. Как вдруг Сережа сообщил мне, что новое блюдо не есть баранина… Что это – конина!

…с каждого угла, где притулился в груде непонятных вещей сломанный стул, с каждого подбитого кувшина, с каждой банки с кистями, с каждой тряпки, вымазанной маслом, можно было писать натюрморт.

Я обрадовалась: «Ах, Kaninchen!» – крольчатину у нас в Германии едят. Не то чтоб это было моей любимой едой, но – сойдет. Боже мой. Ну и кролики у них. Огромные. И не похоже вовсе на крольчатину. Ничего. Съела. Откинулась.

Но нужно переводить. Вот, дамы и господа, несут коронное блюдо – голову барана, которая двое суток томилась в духовке… – Сережа, передай, пожалуйста, огурчик! – Вам, господин архитектор, поручают почетную миссию: резать голову на куски и раздавать гостям с пожеланиями и комментариями. Извольте проникнуться гордостью за доверенное вам проведение ритуала! – Спасибо, Сережа.

Симпатичный швейцарец под одобрительный гул кромсал голову и придумывал эпитафию к каждому куску, а я всю эту чушь переводила. Когда он подцепил вилкой и извлек наружу сморщенный язык, а другой рукой стал его медленно вырезать, то уставился на меня и в глазах его уже заблистали остроумные искорки сочиняемого для меня изречения. В эту секунду я пожалела, что меня вообще когда-то понесло в лингвистику. Вот он, язык, вырезается из бараньей головы, чтоб, насмехаясь надо мной, изобразить из себя символ моего образования, который я должна буду под аплодисменты съесть…

Справляясь с дурнотой и оставаясь на поле боя, я четко по-немецки сказала: «Только попробуй, только осмелься вручить мне сейчас этот язык. Я ни слова больше не переведу и брошу к чертям вашу делегацию!»