Читать «Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов» онлайн - страница 22
Карин ван Моурик
После красивой посадки (как они садятся!) нам велено оставаться на месте. Все пассажиры, кроме интуристов, покинули самолет, пилот убежал первым, прижав к себе портфель, стюардессы испарились… И стоит самолет в чистом поле, и сидят в нем иные люди и странно себя чувствуют. Но недолго. Вон, решительно пересекает поле женщина на каблуках, а в руках у ней табличка на палочке. Приближается… и становится видна надпись: ИНТУРИСТ. Спасены.
Однажды, в восемьдесят восьмом, мы с мамой летели из Москвы, где на полках продуктовых магазинов, кроме пирамид из консервных банок с морской капустой, не было решительно ничего, в Юрмалу, в советский санаторий. В Москве мы провели две недели, и все то, чем я хотела побаловать маму (из моих гастрономических влюбленностей), было невозможно достать. Напрасно искала я мою обожаемую сметану. Уже давно, перепробовав в Германии разные ее сорта (да хоть все их смешай, ничего похожего не выйдет!), я поняла, что настоящая сметана существует только в России. Но в каждом магазине Москвы царила морская капуста и тянулись очереди за «продуктовыми наборами», в которых только один продукт представлял какую-либо ценность, а остальное просто прилагалось за твои же деньги. Например: банка кофе, а с нею вместе изволь приобрести какой-нибудь маргарин, скучное печенье и резиновый яблочный мармелад, который никто не хотел покупать даже в трудные времена дефицита…
Этот полет был незабываем, потому что дунул ветер, и принцип разделения «нормальных» и «иных» пассажиров развернулся на сто восемьдесят градусов: советские граждане расселись первыми, а интуристов попридержали, видимо, потому, что было их всего двое: я да мама. Самолетик был небольшой, по два места по обе стороны прохода. А впереди, где висит обычно шторка, были два кресла, обращенные лицом к салону.
Пассажиры, занявшие все имеющиеся кресла, кроме этих двух, ждали. Интуристы задерживались по непонятной причине. В маленьком салоне, подобно сгущающейся духоте, накапливалось нетерпение. И вот – ведут, ведут инопланетян! О, о, о!
Все вытянули шеи, выставили головы, кто-то смотрел откровенно, кто-то делал вид, что привстал из посторонних соображений или уставился только потому, что с языка так и срывался вопрос: «Мы… уже встречались?»
Так мы с мамой и сидели лицом к семидесяти пассажирам, под прицелом пытливых взоров. Ощущение – в точности как во сне, когда оказываешься голым в толпе, но не бежишь и не прячешься, смутно понимаешь, что тебе нечего стыдиться, потому что все происходящее – нереально, поэтому держишься с достоинством, игнорируешь взгляды и говоришь себе: спокойно, спокойно, это только сон…
Как ребенок, который немедленно съедает подаренную конфету, жадно вкушала я подаренные на несколько дней море и солнце – и обгорела дотла, не ожидая такой прыти от северного солнечного сияния. На другой день мне было уже не до пляжа и не до процедур: лечебный расстрел водной струей я бы не перенесла… Даже к завтраку не пошла – лежала под прохладной простыней в чем мать родила и тихо страдала. Вдруг в комнату, как в свои личные апартаменты, вошла деловая медсестра и стала на меня по-доброму орать: мол, как можно валяться в постели, пропускать процедуры и не идти к морю дышать целебным воздухом! То есть это такой распространенный в России вид ругани, когда человек желает тебе только добра.