Читать «Розка (сборник)» онлайн - страница 189

Попробовать на вкус свою жизнь? Отречься? Отец Мегги хотел обидеться, но не смог. У него никогда не срабатывал нормальный защитный механизм. Каким-то другим, казалось ему, всегда было хуже. Какие-то другие нуждались в его понимании и прощении больше, чем в обиде. Он надолго останавливался возле каждой ссоры, прокручивая ее сюжет туда и назад, туда и назад. Отец Мегги вникал, пока не растворялся до полной невидимости – покорно – в покойнице-жене и радостно, вприпрыжку – в Маргарите. Маргарита собирала календарики, танцевала народные танцы, моделировала самолеты в кружке юных техников, потом – почти взрослой – сбегала на дискотеки, и отец Мегги сидел на балконе, вглядываясь в темноту. Ждал. Но был в полной готовности выскочить на помощь, добежать, доехать, вмешаться в эти дикие танцы. Иногда добегал – убеждался тихонько, что все в порядке и возвращался на балкон. Дома, куда пока нет дороги, остались ее тетради, украшенные звездочкой за лучшее прилежание, ее грамоты, ее конспекты по физике, потому что было время – целых полгода, – когда Маргарита хотела стать физиком.

Ночью – с самого ее рождения и до отъезда, и здесь, у Андреаса, снова – он вставал, чтобы послушать, как она дышит. Дышит ли? Дышит… Андреас просыпался и смотрел на него испуганно и зло. Ну и пусть.

Андреасу не понять. Отец Мегги всю жизнь ее ждал, потому что она была его смыслом. «Или чтобы сделать ее смыслом? – спрашивает Михаэль. – За неимением ничего другого?»

«Какой вздорный и неприятный старик, – думает отец Мегги. – Какая заноза! Холера!»

Заноза или холера, но что-то начинает болеть у него от этого разговора. Что-то тянет или саднит. «За неимением ничего другого… А сам-то, сам…»

Михаэль не унимается, встреча с покойной мамочкой и бабушкой превращает его в разбойника, в какого-то подростка-хулигана. Он кричит на отца Мегги: «Хорошо жить чужой жизнью. Это очень безопасно. Даже если в чужой жизни все плохо, ты-то только тень, правда? А что тень? Набрать побольше воздуха в грудь и страдать, ожидая перемен в зеркале, где сам не отражаешься… Я не знаю, какая у тебя дочь, я не знаю, бросила она тебя от усталости или от эгоизма, но где здесь ты? Что ты любишь? Как тебя зовут?»

«Я хочу, чтобы ей было хорошо, – упрямо твердит отец Мегги. – И она обязательно позвонит. Я жду, чтобы она позвонила. Или написала. Я умею читать смс-ки».

«Тьфу на тебя. Я плюю на тебя. Ты – старый трус. Тебе должно быть стыдно. Ты не умеешь быть один. Ты должен остаться один…»

«Это из фильма “Горец”»?

«Нет, это из фильма про тебя. Из фильма, где про главного героя нечего написать в титрах! Через неделю я приеду сюда снова. Я куплю хлеб в булочной на углу, потому что я знаю, что такое длить то, чего нет. Но потом я поеду и буду длить то, что есть. Я играю в бридж. Я хожу пешком с лыжными палками. Я ухаживаю за одной дамой, которая когда-то была девочкой и вышла замуж не за меня. Но теперь она вдова, и я ухаживаю за ней. И все может быть. У меня. Я рассказываю им об этом, потому что им важно знать, что я – есть. Но они мертвые. А мертвые имеют право искать смысл в живых. Но ты, трусливый старик, не мертвый. И что? Я приеду сюда через неделю и ты тоже приедешь. И даже если твоя Мегги не позвонит, потрудись спросить у себя, нравится ли тебе ходьба с лыжными палками?»