Читать «При дворе императрицы Елизаветы Петровны» онлайн - страница 441

Грегор Самаров

   — О, Боже мой, — сказала Чоглокова, — он просит прощенья у меня, тогда как я сделала ему столько зла, и теперь всё погибает, он тоже оставляет меня! Но я должна всё объяснить ему; он должен простить меня. Но теперь поздно! Посмотрите, ваше высочество, — воскликнула она, страшно волнуясь, — земное грешное счастье оставляет меня, а теперь и он покидает меня навсегда. Посмотрите, вот письмо...

С этими словами она протянула Екатерине Алексеевне письмо, которое вынула из-за корсажа.

Великая княгиня развернула записку и прочла:

«С каждым днём мне становится всё яснее, что узы, соединяющие нас, сотканы из греха и преступления. Я считаю своим священным долгом разорвать эти узы, хотя моё сердце обливается кровью. Будем навсегда не более как друзьями, просите прощения у Бога, что мы когда-то были не только друзья».

   — Это пишет мне Репнин, — проговорила сквозь рыдания Чоглокова. — Я считала это письмо за простое лицемерие, за ложь, но теперь вижу, что оно есть только предупреждение Господа Бога, терпение которого исчерпано.

Екатерина Алексеевна с состраданием взглянула на глубоко потрясённую женщину, хотя с трудом подавила улыбку при виде разнородных чувств, которые обуревали Чоглокову.

В это время больной приоткрыл глаза и ещё раз окинул взором великую княгиню и свою жену; по его лицу промелькнула улыбка удовлетворения, и он с глубоким вздохом тихо откинул на подушку голову.

   — Свершилось! — воскликнула Чоглокова. — Он умер!

В тот же самый момент в золочёном балдахине начала весело порхать маленькая птичка, которую едва можно было разглядеть среди дорогих драпировок; слышалось только её весёлое щебетание, а затем было видно, как она, точно тень, вылетела из-под балдахина и упорхнула в окно.

   — Это была его душа! — воскликнула Чоглокова, в то время как Екатерина Алексеевна молча наблюдала за улетевшей птицей. — Да, да, это была его душа! Она послала нам свой последний привет. Он был прав: его взор видел будущее...

Она опустилась перед великой княгиней на колени:

   — Екатерина Великая!..

Великая княгиня поднялась со своего места. Луч заходящего солнца упал в эту минуту на её лицо, а вечерний ветерок обвевал её волосы. На всей её фигуре лежал отпечаток какой-то сверхчеловеческой величественности.

Несколько минут обе женщины стояли безмолвно около постели покойника, лежавшего с улыбкой мира на лице.

Потом солнце зашло, небо омрачилось, и в окно потянуло холодным ветром.

Чоглокова встала и прижалась губами к челу почившего супруга. Екатерина Алексеевна сделала над покойником крестное знамение и произнесла краткую молитву. Затем они обе вышли из комнаты и прошли в приёмную, где тем временем собралась свита их высочеств.

В то время как Екатерина Алексеевна грустно и взволнованно объявляла присутствующим о смерти своего обер-гофмейстера, а Чоглокова, рыдая, принимала всеобщие выражения участия и сожаления, среди присутствующих вдруг показался Александр Иванович Шувалов. Он с холодной почтительностью поклонился великой княгине и сказал спокойно-служебным тоном, который казался почти оскорбительным контрастом с настроением всех собравшихся: