Читать «Дежавю. Антология» онлайн - страница 120

«Не оглянусь на гул и грохот…»

Не оглянусь на гул и грохот, столпом не стану соляным в стальных скобах чертополоха, в насечке ягод белены. Стопой ни камня не задену, не отпущу последний взгляд метаться там, где были стены мгновение тому назад. Все выше дым на месте дома и купол холода в груди. Легко, привычно, невесомо терять, прощаться, уходить.

Перегной

Под какими листьями в землю лечь, где любить, родить и растить детей, им из горла в горло вливая речь в ее грозной праздничной полноте, по каким оврагам, снегам, стерне семь хлебов из камня, семь пар сапог источить дотла — выбирать не мне. Все узлы и петли моих дорог, суматоху слов и тщету шагов осенит березовый перегной от чужих корней, берегов, богов и задышит прелью земли родной.

Полынья

Мосты наводишь, лепишь пелену кисельных берегов, на ней — дома, но стоит оступиться в полынью десятилетней давности письма — и без остатка черная дыра тебя вбирает, поглощает свет, вычерпывает воздух. Умирай в воронке слов, которым десять лет, во льдах летейских, в пламени реки, не ставшей ни свободой, ни судьбой… Гори за то, что было не с руки сжигать мосты и письма за собой.

Воск

Нет, не медом — светом истекают соты. Подступает темнота, наполняет немота такая воском опустевший улей рта, что и губ уже не распечатать, и земля незримо залегла по углам. Так навсегда молчат, ни слово не сорвется, ни пчела не слетит. Ни складки не нарушит, выдохом не замутит стекла их покой последний, словно душу выплеснули. Светом истекла.

Половодье

День настанет — не станет слов, словно прочный привычный лед и своих, и чужих стихов, поднимаясь, река сорвет. Половодье сомнет мосты, срежет лодки у переправ, неба грозную синь и стынь по немым полям разогнав. Размывая все берега — больше нечего им беречь — растворяет в себе река, по словам разнимая, речь. Оттого ли, что слово лжет, сотни смыслов на дне храня, оттого ли, что слово жжет, и безжалостней нет огня.

Полынь

Так высоко, спокойно, строго идут по небу облака. Назад ни облакам дороги, ни белым по земле полкам. С начала смуты в год четвертый истает невечерний свет, взойдет слепое солнце мертвых светить стране, которой нет. Там будут баржи да понтоны, да наспех вырытые рвы в потеках извести гашеной, а тот, кто мнит себя живым, бредет, неисцелимо ранен, в суровой немоте пустынь, и добровольного изгнанья за ним смыкается полынь.