Читать «Иначе - смерть! Последняя свобода» онлайн - страница 169
Инна Валентиновна Булгакова
Вместо столь разумных действий я продолжал совершать неразумные. Повернув ключ в замке, открыл дверь и окунулся в поэтический уголок — в полумрак лиловых портьер.
Подсел к старой «Москве», вставил чистый лист и напечатал:
Продолжать не имело смысла: садистские письма печатались не на этой машинке.
Усталость вдруг навалилась на меня, я продолжал сидеть на хлипком стуле с мягкой подушечкой, уныло уставясь на «братскую могилу»: сотни зеленых «Отблесков любви», аккуратно сложенных на полочках в углу. Меня разъедала жалость к безжизненному телу на каталке и лихорадил азарт следствия… А не сравнить ли стиль писем с этими самыми «Отблесками»?
Взял, полистал, нашел. Ольга Бергер. Из цикла «Грозы августа».
Понятно.
Ну и хватит. Между письмами и этим прелестным лепетом — пропасть. Так и скажу при встрече: прелесть. Музыка, скажу, тонкость ощущений, настроений… Словом, тот банальный вздор, который говорят, когда говорить нечего.
Все. Отметаю больницу, делом надо заниматься, товарищ. По записной книжке я набрал номер телефона, в глубине души надеясь, что мне не ответят. Две поэтессы подряд — явный перебор.
Ответили.
— Будьте любезны, Клавдию Марковну.
— Это я.
— Вас беспокоит Востоков по рекомендации…
— Я в курсе. Вы откуда звоните?
Я растерянно огляделся и сказал:
— От себя. С квартиры то есть.
— У меня ремонт, — пробасила поэтесса. — Так что давайте свои координаты и ждите.
Я дал и помчался к себе ждать.
Вкус Горностаева меня изумил: огромные габариты — куда крупнее Аленьки. И старше. И черные усики. И дымящаяся сигарета в пальцах. И золото во рту и ушах. И желтое японское кимоно. Господи, как она в нем ехала на метро и шла по улице! Вскоре выяснилось: она приехала с Тверской на своей машине.
Клавдия Марковна уселась на тахту, стукнула кулаком, приглашая сесть рядом (я примостился поодаль) и промолвила, подмигнув:
— Ну?
— Кажется, вы были близко знакомы с критиком Горностаевым?
— Была.
— Мне говорили, — я тщательно подбирал слова, — будто бы он не оправдал ваших надежд.
— Смотря каких надежд. — Темные глазки остро прищурились.
Черт бы ее побрал! Терпение мое лопнуло.
— Надежд на любовь или на замужество. И вы пытались покончить с собой.
— Брехня!
Вот это баба, вот это «матерый человечище»!
— Я — вдова, — она усмехнулась струйкой дыма. — И навсегда останусь в этом звании.
Я испытал облегчение, смешанное с опаской: вдруг врет?
— Мой муж был великий музыкант. И неужели вы думаете, что я сменю фамилию, — тут она назвала и впрямь знаменитое имя, — на какую-то «Горностаеву»?