Читать «Иначе - смерть! Последняя свобода» онлайн - страница 168
Инна Валентиновна Булгакова
В палате на четырех пахло цветами. Я поморщился: все у меня со вчерашнего ассоциировалось со смертью. Две старухи — толстая и тонкая. Совсем молоденькая, почти девочка. И Ольга Бергер.
Нас встретили с благоговением: здесь, в больном царстве, Васькино могущество было неоспоримо. Раздав советы старухам и молоденькой, он улыбнулся Ольге и ушел.
— Вась! — завопил я приглушенно, кинувшись за ним в коридор. — Мне опять под землей идти?
— Выйдешь отсюда, из нового здания. Ты ж в куртке.
— Слава Тебе, Господи!
Я подсел к Ольге на белый табурет. Мы молчали и улыбались.
— Как вы себя чувствуете?
— Так, знаете, то лучше, то хуже. У меня сто болезней, но Вася делает все…
— А выглядите отлично.
— Правда?
Я кивнул. Не то, чтобы отлично… но очень молодо и беззащитно, трогательно в бледно-розовой мягкой фланели вместо роковой лиловой шали в стиле «декаданс». Тут бы уместно и любезно поговорить о ее стихах, но, хоть убей, я даже не знал, куда дел зеленый сборник. До стихов ли? Жизнь на исходе — моя собственная.
— Это мне?
— Ах да! — Я протянул срезанные утром в саду флоксы. Такие же стояли на тумбочках. А в стерильном коридоре с трупом не пахли даже цветы.
Молоденькая занялась букетом (срочно в воду!). Старые дамы обсуждали Ваську — с надеждой: если уж придется пропадать в реанимации, то только с Востоковым.
— Вы ж брат? — спросила толстая.
Я кивнул с гордостью.
— Имеете шанс долго прожить, а главное — хорошо умереть.
— Молодому человеку еще рано думать… — начала тонкая.
— О смерти надо думать всегда. — Ну, прямо римская парка Морта. — Тем более о хорошей смерти. Я тут третий раз лежу по два месяца…
Я содрогнулся.
— Два раза попадала в реанимацию. Выжила только благодаря Василию Николаевичу. «Не пришел ваш срок», — он определил. Таких врачей больше нет, это старая школа.
— Да, таким был наш отец.
— Вот видите. И вы, девушка, радуйтесь.
— Я радуюсь, — сказала Ольга и негромко обратилась ко мне: — Вы хотите познакомиться с Клавдией?
— С кем?.. Да, хочу.
— Простите, у вас это серьезно? Она уже пережила одну трагедию.
— Боже сохрани!
Уж не хотят ли они с Васькой меня сосватать? То-то он все намекает.
— О, я знаю! Вы человек порядочный и деликатный. Я доверяю вам.
— Никогда не доверяйте мужчинам, — пошутил я. — Мы народ чувственный, грубый…
— Только не вы. Не вы и ваш брат, — сказала она значительно и вдруг — ни с того ни с сего — потеряла сознание.
Поднялась суматоха, примчался Василий забрать свою возлюбленную к себе в реанимацию спасать. Я впервые понял до конца Ваську и почувствовал — ненадолго — чужое страдание, как свое. Поэтому и пришлось мне пройти еще раз тем белым бесконечным коридором. Вслед за каталкой, на которой лежала она, как мертвая, но не покрытая с головой белым покровом. Живая, есть надежда.
Потом я сбежал. Меня тянуло на волю, чтоб лихорадкой «следствия» приглушить боль и ужас. Тринадцать лет я отталкивал от себя «черного монаха», но что-то затянуло меня в водоворот — и так и подмывало выбросить камень, сжечь письма, смыть кровь.
И зажить в московской писательской башне на денежки от двухтомника — уж на сколько хватит, — без проклятого романа, разумеется.