Читать «Олимп иллюзий» онлайн - страница 76

Андрей Станиславович Бычков

– Фотограф, – захихикала под ним блядь.

…собор Санта-Мария-дель-Фьере и эти низкие флорентийские стулья с высокими спинками-полочками. Молящиеся вставали и шелестели листами псалмов. Если откинуть голову, думал он, голова ляжет точно на полочку, и это будет как гильотина. Он знал, что Бог есть и что Бог есть любовь.

Она внезапно выскользнула и, отодвинувшись, стала разглядывать его лицо.

– Ты такой жадный. У тебя что, давно не было?

– Чего?

– Любви.

– Любви?!

Он засмеялся. И мучительно закашлялся.

– Что с тобой? – Она испуганно отодвинулась. – Ты что, с ума сошел?

Он поднял голову и посмотрел на эту маленькую, голую. Она отпрыгнула и, поджав ноги, села на ягодицы, ее колени были разведены, и это, маленькое, аккуратное…

«Почему у них там ничего нет?»

И вспомнил вдруг, как украл у Беатриче ее старый читательский билет: там была ее фотография.

– Что ты так смотришь? – испуганно сказала девочка. – Налей мне еще вина.

Она взяла со столика у дивана пустой бокал и играючи протянула к нему. Он нехотя поднялся, облапив по дороге ее маленькую грудь, ткнулся носом в шею, потом налил – все же сначала себе и только потом ей.

– У тебя есть кто-то постоянный? – спросил.

Подумав: «Что за дурацкий вопрос…»

– У меня есть муж, – усмехнулась она, глядя на него поверх бокала.

– И кто он?

– Крупье.

– Крупье?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Так, значит, ты богата?

– Да. – Она зажигательно засмеялась и поджала плечо так, что он снова услышал в себе, как шевельнулось это – слепое, мучительное.

– Он что, старик?

– Он такой, как ты.

– Ты… любишь его?

– Да-a!

Она звонко засмеялась, глядя с насмешкой.

– Тогда зачем ты делаешь это?

– Нравится, – ответила вдруг бесстыдно и дерзко.

И, не отводя взгляда, еще слегка раздвинула колени.

– Ты просто блядь, – сказал он, чувствуя снова, как разгорается кровь.

– Это правда, – ответила она с какой-то ослепительной ненавистью, прекрасной ненавистью, словно освобождаясь от чего-то.

Он взял медленно из ее рук бокал и поставил. А потом тяжело, жадно навалился, подминая под себя. Подрагивая в его объятиях, она сначала нарочно уклонялась, распаляя и распаляя еще, и вдруг замерла. Он начал.

«Зачем, зачем такое наслаждение, Господи?!»

Потом приподнялся на руках, чтобы взглянуть под себя, чтобы увидеть эту последнюю правду: как там, под ним, его тело входит в ее. Она усмехнулась, безжизненно и глупо скосила глаза, открыла рот и перестала дышать.

«Играешь…» – Он вдруг разозлился и теперь продолжал, двигаясь все резче и резче.

Резче, еще и еще, ловя себя на просыпающейся жестокости. Она задышала, нелепо изображая теперь предсмертные судороги.

«За что, Беатриче?!» – вдруг ощутил горечь слез.

Его рука скользнула вдоль тоненькой ключицы и неумолимо легла на горло этой маленькой кривляке.

– Кричи! – сжал вдруг со всей силы под кадык.

Она захрипела, испуганно тараща глаза:

– Ты ш-што, дура-а-ахк?

Забилась, толкая коленкой, хотела вырваться. Но он навалился крепко и сжал еще, не отрывая взгляда от ее перекошенного от ужаса лица.

– Па-шэ-му? – прохрипела она с каким-то страшным детским удивлением.