Читать «Рама II. Сад Рамы. Рама явленный» онлайн - страница 43

„Ты звал их в Рим — присоединиться к тебе: показать миру, что значит единство. И они пришли“. На десятом панно Микель в голубом одеянии стоял на верхних ступенях монумента Виктора Эммануила возле площади Венеции. Шла уже середина литургии. Все вокруг, начиная от переполненного римского Форума, занимала толпа, заполняя набитую до отказа Виа деи Фори Империали, уходившую к Колизею. Все были в голубом. А еще там были лица. Возвышенные, устремленные, по большей части молодые, взглядами своими пытавшиеся среди монументов древнего города узреть юношу, осмелившегося объявить, что знает путь. Божий путь, из пучин отчаяния и безнадежности, затопивших весь мир.

Майкл Райан О'Тул, пятидесятисемилетний католик из Соединенных Штатов, пал на колени и зарыдал, как рыдали перед одиннадцатой фреской тысячи бывавших здесь до него. На ней было изображено то же место, что и на предыдущей, но всего через час после того, как 75-килотонная бомба, упрятанная в грузовик радиообеспечения, взорвалась возле колонны Траяна, вознося в небо над городом свой чудовищный гриб. Все что было в двухстах метрах от эпицентра исчезло. Не стало ни Микеля, ни площади Венеции, ни огромного монумента Виктора Эммануила. В центре фрески ничего не было… просто дыра… а по краям ее, там, где кое-что уцелело, размещались сцены мук и ужаса, способные вдребезги разнести внутренний покой самой уравновешенной личности.

„Боже мой, Боже мой, — твердил генерал О'Тул сквозь слезы. — Помоги мне понять весть, заключенную в жизни св. Микеля. Помоги понять, какую посильную мне малость могу я внести в то, что Ты замыслил для нас. Направь меня, чтобы перед романами я представлял Тебя“.

12. РАМАНЕ И РИМЛЯНЕ

— Ну и как тебе? — Николь де Жарден встала и медленно повернулась перед камерой. На ней было облегающее белое платье, сшитое из недавно придуманной тянутой ткани. Подол платья прикрывал колени, а на длинных рукавах темнела черная полоса, которая, огибая локти, спускалась от плеч к запястьям. Широкий, угольно-черный пояс гармонировал и с цветом этой полосы, и с волосами Николь, и с черными туфлями на высоких каблуках. Ее волосы на затылке были скреплены гребнем и ниспадали на спину чуть ниже плеч. Из драгоценностей на ней был только золотой браслет с тремя рядами бриллиантов, который она носила на левом запястье.

— Маман, вы сегодня прекрасны, — отвечала с экрана дочь Женевьева. — Я еще не видела тебя такой нарядной и с распущенными волосами. Наверное, с твоим вечным свитером случилось нечто печальное. — Четырнадцатилетняя девочка ухмыльнулась. — Так когда же начинается вечеринка?

— В девять тридцать, — отвечала Николь. — Роскошно, но поздно. Скорее всего кушать подадут еще через час после начала. Так что придется перед выходом что-нибудь съесть в отеле, чтобы не умереть с голоду.

— Маман, не забудьте про обещание. На прошлой неделе в „Aujourd'hui“ писали, что мой любимый певец Жюльен Леклерк сделается великим. Обязательно скажи ему, что твоя дочь восхищается им.

Николь улыбнулась дочери.