Читать «Давно, в Цагвери...» онлайн - страница 76
Наталья Львовна Туманова
У меня становится легко на сердце: значит, ни папе, ни Миранде ничто не грозит.
Медно звенит колокол, поезд трогается, и папа какое-то время идет рядом с окном, идет все быстрее, быстрее, но поезд все-таки обгоняет его, и папа остается на перроне и машет летней соломенной шляпой. И я тоже машу и кричу ласковые слова.
В пределах города поезд двигается не спеша, долго тащится мимо неприглядных окраин Дидубэ и Нахаловки, неказистых домишек, сараев, складов. А потом мы вырываемся в поля, постепенно переходящие в холмы и горы. Кура вьется вдоль полотна железной дороги, неотступно следуя за ней, то приближаясь вплотную, то отдаляясь, но не покидая ее до слияния с Арагвой, у подножия величественной горы, увенчанной развалинами старинного монастыря Джвари.
Я второй раз еду в Цагвери, и дорога кажется мне удивительно красивой. Как исполинские башни, вздымаются горы, глубоченные пропасти грозят с другой стороны. Зеленые, похожие на стебли вьющихся растений, свисают с обрывов водопады…
Я не могу оторваться от окна.
— Вон смотри, бабушка, какая там гора! Желтая. Вся в дырках и похожа на пчелиные соты. Правда?
Бабушка и мама приникают к окну.
— Это Уплисцихе, Ли, — поясняет бабушка. — Пещерный город. Каждая, как ты говоришь, дырка — дом. В шестом веке, тысячу с лишним лет назад, здесь жили монахи. И многие из них были художниками. Когда подрастешь, Ли, мы приедем сюда, и сама посмотришь… В пещерах, на камнях, есть изумительные рисунки, они называются фрески. Я побывала здесь почти во всех пещерах, увезла отсюда три альбома рисунков…
— Да, твои уплисцихские зарисовки любопытны, — задумчиво отзывается мама, всматриваясь в желтую гору.
А я просто не могу отвести глаз от пещер, в которых так давно жили люди. Еще не было на земле даже моего прадедушки, не было ни этой железной дороги, ни Тифлиса, и люди, может быть, ходили в звериных шкурах. Раскладывали в пещерах костры и жарили на огне убитых коз и баранов. Ах, как жалко, что всего этого не видит Гиви!
Поезд останавливается на маленьких станциях, залитых по-летнему горячим солнцем. К вагонам сбегаются загорелые, босоногие ребятишки с корзинками туты и орехов, с глиняными узкогорлыми кувшинчиками. Размахивая кувшинчиками, они пронзительно кричат:
— Циви цхали! А ну, кому циви цхали?.. Холёдный вада! Совсэм холёдный вада!
Много лет спустя, прочитав «Продавца воды» Ованеса Шираза, я с благодарностью вспомню этих замурзанных мальчишек на станциях Квишхети, Гори, Хелтубани…
А горы становятся всё выше, всё теснее подступают к полотну железной дороги. Вдоль нее вьется уже не широкая Кура, а узкая, как змейка, речушка, вскипающая на камнях белыми бурунчиками. И солнце жжет во всю силу, в вагоне душно, даже льдистая вода мальчишеских кувшинчиков не освежает. Скорее бы доехать!
