Читать «КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ» онлайн - страница 90

Георгий Тарнавский

На следующую ночь все повторилось: те же вопросы и те же издевательства. Так продолжалось до субботы, всего пять дней. Потом дали передохнуть трое суток и вновь вызвали, только уже к другому следователю. Он интересовался не мной, а моим братом, говорил более спокойно, мирно. Спрашивал, чем занимались дома мой брат и я, были ли мы судимы, знаю ли я кого-нибудь из начальства в польской «дефензиве», в жандармерии, кто нас конкретно завербовал и какое дали задание. Я отвечал, что никого не знаю и никакого задания не получал. Следователь дал мне бумагу, карандаш, провел в отдельный кабинет и сказал, чтобы я все изложил письменно. На все вопросы о вербовке, о задании я ответил отрицательно.

А на следующую ночь мне устроили еще одну «мельницу». Теперь их было трое — к следователю-пограничнику на помощь были мобилизованы еще двое в штатской одежде. Спросили: «Надумал ли ты, контра, давать показания?» Я ответил, что все уже рассказал.

Очнулся только в камере, все тело жгло огнем, одежда промокла от крови. Через два дня отдыха опять вызвали, но не ночью, как обычно, а днем. Спокойно, вежливо следователь, который давал мне бумагу писать показания, снова расспросил меня о брате и других односельчанах, о сокамерниках. Отпустил, как мне казалось, без последствий.

Утром нам объявили, что всех заключенных отправляют по этапу. Меня вывели из камеры во двор, где в колонне стояло человек 200. Я узнал Киричука Павла, Денисюка Володю, некоторых других своих товарищей. Говорю «узнал», потому что все они были черными от побоев, совсем не похожими на прежних молодых парней.

Нас повели на станцию под охраной с собаками. Я попал в один вагон с братом и другими своими знакомыми. Стало на душе чуть-чуть спокойней — все-таки вместе, хлопцы в случае чего поддержат, не дадут в обиду. К нашей всеобщей радости, и в Минске нас определили в одну общую камеру. Каждого предварительно сфотографировали, присвоили номер.

Месяц меня никто не трогал. Допрашивали Киричука и остальных. Каждую ночь с 23 до 5 часов утра из следственного кабинета слышались крики заключенных, ругательства следователей. Туда уводили, а назад приносили без сознания.

Содержались мы без прогулок и без дневного света, воздух поступал через принудительную вентиляцию. Все лежали на полу. Как я потом понял, наша камера относилась к разряду карцеров. А всего их было три вида: первый — «посушить» — в нем давали на день 300 г хлеба и кружку холодной воды; второй назывался «помочить» — держали в воде по колено, кроме того, сверху пускали точно на голову либо холодную, либо горячую струю; третий именовали «смирностойкой» — заключенного облачали в специальную сбрую, он в ней не мог сесть, его совсем не кормили. Срок пребывания в карцере определял следователь. Я прошел через все типы этих «курортов» за полтора месяца следствия.