Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» онлайн - страница 60

Горе прошлых поколений Я прочел в седых руинах, Мне мерещатся их тени На могильниках старинных. Не курганы сохранились На долинах у предгорий,— То в курганы обратились Наши муки, наше горе. Опоясавший курганы, Не скудел поток кровавый,— То сочились наши раны, Наша кровь текла в канавы.

Мгновение, и артист преобразился. Лицо его сделалось грозным, хищным. Густые черные брови сошлись на переносице. Надменный князь Махашóко-Залимгерий похвалялся:

Плетью я взмахну сердито — Все поднимутся мгновенно. Моего коня копыто — Смерть и гибель для вселенной!

Артист взял в плен слушателей. В полнейшей тишине звучали строки известного романа в стихах Али Шогенцукова «Камбот и Ляца».

Мишакуй, желая взять реванш за свое недавнее поражение, толкнул Дамжуко:

— Попробуй состязаться с Кудабердоковыми.

— С Кудабердоковыми — нет, — отвечал тот, воздавая должное таланту младшего Кудабердокова.

Дед Пшибий свирепо глянул на сына. Мишакуй повинно опустил голову, понимая, что отец осуждает его за бахвальство.

Зал снова аплодировал.

— Ажагáфу сыграй! — крикнул кто-то.

— Ажагафу! — дружно подхватили все.

Залимгерий не сразу принял заказ публики. Но когда зал принялся скандировать «а-жа-га-фу!», он вышел на авансцену и, подняв обе руки, сказал:

— Сдаюсь!

И вот из-за кулис появился ажагафа — ряженый, в козлиной шкуре, в маске с рогами.

Потеснив воображаемую толпу зрителей длинной палкой, ажагафа очистил место для танца. Он поднял руку — приготовился, сам заиграл на губах мелодию и пустился в пляс. Танцевал ажагафа неловко, неуклюже, в неуверенных нелепых движениях угадывался захмелевший старик.

Еще не стихли аплодисменты, а он уже стал одним из зрителей в толпе. Надменный, солидный, преисполненный собственного достоинства, он с презрением смотрел «мужицкий» танец…

Залимгерий — многоликий ажагафа, в каждой сценке создавал психологически точный, всем понятный образ, характер.

Искусство его протягивало невидимые нити понимания между ним — артистом — и публикой, поэтому легко было понять, отчего Залимгерий был всеобщим любимцем.

…Мы возвращались вместе с Залимгерием. Вечер был теплый. С гор дул легкий освежающий ветерок. Полная луна серебрила улицы, листву, крыши домов.

Мы шли медленно. Залимгерий беседовал с Леонидом Петровичем. Я прислушался.

— До революции культура наша была подобна побегу, придавленному валуном, — говорил Залимгерий. — Знаете, у нас в горах бывают такие ливни, которые, как щепку, смывают с места огромные камни. Освободившись от гнета, побег постепенно оправляется, потом начинает буйно расти, удивляя мощью и яркостью цветения. Так и социалистическая революция освободила угнетенные народы, пробудила их к новой жизни. А новая жизнь требовала знаний, культуры. И вот тут культура русского народа сыграла поистине великую роль. Всем нам она стала аталыком, полным любви и заботы…

Мы подошли к дому. Залимгерий сказал, что завтра уезжает, и попрощался.

— Мне надо поговорить с тобой, — сказал я ему.