Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» онлайн - страница 57

— Знаешь, Мишакуй, я, конечно, могу записать твой ответ, но Леонид Петрович не поймет его.

Старик относился к аталыку с благоговением. Узнав, что его ответ будет читать Леонид Петрович, он сказал:

— Что ж, раз это для него, я могу пояснить: мода, во всем виновата мода!

— А ты сказал, что женщины!

— Ах, чтоб тебя, такого непонятливого, болезнь живота поразила! Если бы не было женщин, не было бы и моды. Шляпу ты носишь дорогую, а таких простых вещей не понимаешь! Эти ведьмы стали по новой моде чересчур грамотными. Понимаешь?

В этот момент на пороге дома показалась жена Мишакуя. Старик заметил ее, и так как он побаивался решительного нрава своей жены, то не осмелился дальше развивать свое оригинальное рассуждение и сразу же перевел разговор:

— А ты мне лучше скажи: правда ли, что ты собираешься мечеть забрать?

— Правда.

— Для чего?

— Для музея.

— А что это такое?

Я объяснил.

— Святое место хочешь превратить в игрище!

— Но ведь в Кожеже давно нет муллы и никто не ходит молиться в мечеть…

Мишакуй прервал меня:

— Это грешно! Позора не оберешься! — возмущенно закричал он, ударяя посохом о землю.

Дальнейший разговор с Мишакуем мог окончиться совсем немирно, поэтому я поторопился сообщить, что мы с Леонидом Петровичем намерены широким планом показать историю семьи Кудабердоковых. Тщеславный Мишакуй был изумлен: он посмотрел на меня без особого доверия.

— Да-да, — продолжал я, — на большом щите вывесим портрет деда Пшибия, рядом твой, потом твоего сына — народного артиста Залимгерия — и покажем, кем были и кем стали Кудабердоковы.

— Так и сказал наш гость Благонравов? — все еще недоверчиво осведомился Мишакуй.

Я подтвердил.

— А фотографию черномазого Дамжуко тоже вывесите?

— Будет ли она там представлена или нет, не знаю, но Кудабердоковы будут непременно, — схитрил я.

— Да, конечно, — начал старик, осторожно спускаясь с высот возмущения на равнину соглашения, — чем мечети пустовать и разрушаться, лучше использовать ее для полезного дела.

Заскрипела калитка. Во двор вошел самый старый во всем Кожеже дед Пшибий. Он опирался на дорогой кизиловый посох с затейливой серебряной инкрустацией. Мы встали.

— А, мой мальчик, в гости пришел? — Дед обнял меня. — Садись, садись. Я угощу тебя хорошими яблоками.

Он поднял вверх свою палку и загнутым концом ловко подцепил ветку и снял с яблони несколько прекрасных плодов.

— Я знаю, дети очень любят красные яблоки… Ешь, милый, ешь!

Я внимательно смотрел на испещренное морщинами лицо деда. Пшибию было сто одиннадцать лет! В его представлении я еще совсем ребенок, почти младенец, который, конечно, не прочь полакомиться краснощекими яблоками.

Я думаю о старике. В далекой молодости он был псарем на княжеском дворе. Однажды Пшибий оплошал — накормил борзых горячей похлебкой. Князь рассвирепел и приказал окунуть псаря головой в это варево и звать потом Пшибия позорной кличкой «Хафица», что значит «Черная собака».

Чего только не вытерпел Пшибий за свою долгую жизнь!

В знак уважения к отцу Мишакуй стоит. Сесть без разрешения Пшибия он не может. И почетное право рассказать мне, ученику Благонравова, историю семьи Кудабердоковых принадлежит главе рода.