Читать «Будь здоров, жмурик» онлайн - страница 84

Пока шли, нас действительно никто не видел, и мы тоже никого волшебным образом не повстречали. Войдя в дом, мы благополучно поднялись по дубовой лестнице на второй этаж, где находилась девичий будуар. Зайдя внутрь и оглядевшись, я даже присвистнул. Это было гнездо девицы-шестидесятницы, только не девятнадцатого, а нашего родного двадцатого века. На мятой тахте, небрежно застеленной клетчатым покрывалом, валялись какие-то советские журналы, в том числе и пара журналов «Кругозор», пластинки, и портативный, похожий на чемоданчик, проигрыватель «Юность» с оставленной на нем сорокопяткой. Над кроватью, хаотично прикрепленные канцелярскими кнопками, смотрели на нас красивые лица киноактрис – вырезанные из журнала «Советский экран» обложки и даже более яркие картинки из иностранных журналов с их кинозвездами. На спинке стула висел портативный радиоприемник «Сокол» – тот, что работает на батарейке «Крона», а на небольшом письменном столе, где обычно должны быть бумаги, письменные приборы и где обычно что-то пишут, главное место занимал катушечный ламповый магнитофон «Чайка». В комнате в углу под белой льняной салфеткой ручной работы отдыхал без дела телевизор «Рекорд», украшенный также белыми слониками и двурогой антенной. Кое-где небрежно была расставлена обычная дурацкая мебель, модная в шестидесятых, и было полно безделушек – шкатулок из ракушек, фарфоровых куколок а-ля ЛФЗ, к стене был приставлен модный в 60-е годы хула-хуп – обруч для приобретения тонкой талии, и прочая девичья дребедень.

– Портвейн будешь? – спросила хозяйка будуара, перейдя без предупреждения на ты, хотя внешне могла бы быть лет на 12—13 младше, чем я. Мы ведь даже в советское время так просто на ты не переходили при любой разнице в возрасте. Ну, а здесь, в отдельно взятом райском местечке с признаками как XIX века, так и 20-го, я уж не знаю, кто кого старше, и как себя вести в таких ситуациях. Впрочем, год ее земного рождения был, по всей видимости, не далек от моего, а возможно она могла бы быть чуть старше, останься мы оба живы.

– А если папенька с маменькой увидят? – спросил я.

– Ой, ой, напугал. Или это стеб? Смеяться? Ты тут чайник, понятно, поэтому я тебе объясняю: при нашем с тобой желании нас не будут разыскивать и тысячу лет, а потом мы появимся и ничего – все опять усядемся за самоваром, как будто полчаса прошло, все будет прекрасно, и я снова буду играть на пианино сонаты по просьбе папеньки. Про время – это я так, но тебе, я думаю, уже объяснили…

– Тогда наливай.

Ифигения открыла тумбочку, что стояла неподалеку от тахты и достала оттуда бутылку портвейна, почти целую, два стакана, а также коробку с шоколадными конфетами, поставив все это на небольшой журнальный столик, стоящий на тонких ножках, и придвинув его поближе к тахте. Перед тем, как выпить, она забралась с ногами на тахту, завела свой портативный патефон и замерла в позе лотоса. На пластинке был Эмиль Горовец. Зазвучал ностальгически его шлягер «Катарина, ох хо хо хо». Прослушав начало, я разлил портвейн, передал девице стакан и сам устроился на краю тахты. Мы чокнулись, выпили, съели по конфетке. Ифигения закурила, стряхивая пепел куда-то назад за тахту. Горовец пел: «О, мадонна в пятнадцать лет, ты на гвоздиках вышла в свет, видно мамы твоей дома нет».