Читать «Терская коловерть. Книга первая.» онлайн - страница 82

Анатолий Никитич Баранов

Так рассуждал дважды воскресший из мертвых Чора, с трудом переставляя по дороге рваные дзабырта. Впереди послышались возбужденные голоса и топот множества конских копыт. Словно казачья лава идет на сближение с противником. «Стопчут!» — испугался Чора, увидев приближающихся во весь опор всадников.

* * *

Развеселый праздник — пасха. Денно и нощно звонят-поют колокола, славя свершившееся около двух тысяч лет назад великое чудо: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ». Поют колокола, ликуют люди. Пьют во славу господню вино и водку, катают по лугу крашеные яйца, угощают друг друга чихирем и мясом жареным, последнего крашенка не жалеют — лишь бы угодить дорогому соседу. Вот бы всю жизнь так: дружно да весело!

Но не всем весело в эти солнечные пасхальные дни. Не все поют, смеются и играют в горелки на станичной площади у деревянной церкви. Затуманены грустью-кручиной бирюзовые очи у молодой казачки Ольги Бреховой. Не слышно ее задорного голоса в девичьем хороводе.

— Что с тобой сделалось, доча моя? Отчего не идешь к девкам на улицу? Аль болит чего? — допытывалась у любимого чада встревоженная не на шутку Антонея.

Дочь отвечала с кислой, как вчерашняя сыворотка, ухмылкой на осунувшемся личике:

— Болит, мамака, сердце... — и отворачивалась к окошку, скрывая от родительницы вскипевшие на ресницах слезы.

— Господи Сусе Христе! — испуганно крестилась мать и спешила к куме Матрене облегчить душу: — Сглазил, должно, кто мою Ольгушку. Спрыснуть бы ее с уголька, что ли? Або к бабке-шептухе в Терскую Свозить, а?

— Ии, Антоня, — обняла за плечи подругу кума Матрена, — замуж девке пора, вот и куксится. Сдается мне, что сглазил ее тот самый иногородний чертогон, что шашку у кума Силантия из рук вышиб. Да и то сказать: хорош! Хучь и не казак.

— А ить я тож так подумала, — подхватила, словно обрадовалась этой мысли, Антонея, и синие глаза ее на сморщенном, узком, как у мыши, лице засветились надеждой. — Дюже ладный парень, паралик его расшиби. Только жалко, что не казацкого роду.

— «Не казацкого роду», — насмешливо фыркнула в ответ Матрена. — Ну и что с того? Был бы по сердцу девке, да для хозяйства работник добрый, а насчет казацтва — проще простого. У твоего Силантия в Отделе офицер друзьяк. Захотит, так в един момент кого хощь казаком сделает. Да и много ли женихов нынче среди казаков? За бедняка Силантий отдать не захочет, а у богатого Кузи — в голове, как в гнилом арбузе: дурак-дураком. Не приезжал в нонешнем году стодеревский атаман сватать за своего недотепу?

— Не, — вздохнула Антонея. — Как на Петров день был, так с тех пор — ни ногой: осерчал, должно, на мою Ольгушку. Да и то сказать, насмешница она у меня.

— А зря. Богато, говорят, живет атаман: одних только быков пять пар. А что жених малость с бусорью, так не в министры ж его отдавать? За плугом ходить много ума не надо. Лицом же пригож и ростом вышел. Нонче не приходится выбирать, женихов–то на японской поубивало. Вон Настя из Наурской станицы. С богатого куреня казачка, а вышла за печника-каменщика и живет барыней: ни тебе в поле, ни тебе в лес. Готовых кизеков даже в руки не берет, знай, медовые семечки щелкает.