Читать «Терская коловерть. Книга первая.» онлайн - страница 2

— Он отнесет, не беспокойся, — улыбнулся голубоглазый осетин, и подвинул соседу по скамье миску с кусками копченого леща.

Между тем вниманием пирующих вновь овладел седой Михел.

— У Данела Андиева шесть дочерей и ни одного сына. Если все мужчины будут поступать так, как он, то на нашем хуторе переведутся джигиты. — Суд приговаривает виновного...

— Братья! — взмолился хуторянин с голубыми глазами. — Из года в год вы меня штрафуете, как будто я и в самом деле виноват. Ведь все от бога.

— На бога надейся, а сам не плошай, — подмигнул незадачливому отцу Габуев.

Кунацкая разразилась хохотом.

— Будет и у меня сын, — продолжал защищаться Данел. — Может, даже завтра.

— Дай бог, — сочувственно вздохнул «судья». — Если родится сын, принесешь тогда бутыль. А пока неси графин. Я все сказал. Можешь идти, и да хранит тебя в пути святой Георгий.

Голубоглазый поднялся, притворно вздохнул, поглубже натянул на курчавую голову косматую папаху и направился к выходу. Следом за ним вышли и остальные «штрафники».

А пир продолжался. Снова и снова наполнялись рогатые кубки, и тосты, один другого витиеватее, не смолкали за праздничным столом.

— Песню! Давайте, братья, споем песню!

— Запевай, Чора!

Чора, пожилой, кругленький, с плутоватыми татарскими глазками выпил положенный ему как запевале рог, с достоинством отер редкую, завитую в колечки бороду и затянул необычайно высоким голосом унылый мотив.

— Го-ой! — хором подхватили в нужном месте остальные. И пока они варьировали на все лады этот довольно сложный припев, Чора снова поднял голос до самой верхней октавы.

Если бы незнакомец понимал осетинский язык, он узнал бы из песни, какой смелый и сильный человек был Чермен. Как боролся он против алдаров и как любил его за это простой народ. Но гость не знал, о чем пели эти люди, и потому все его внимание было сосредоточено на внешности исполнителей. Только теперь, когда, увлекшись пением, радушные хозяева оставили гостя без опеки, он смог как следует рассмотреть сотрапезников. Не очень–то богаты они. Взять хотя бы хозяина дома. У него гордая, поистине княжеская осанка. Черкеска подпоясана украшенным серебряными бляхами поясом, на котором висит дорогой, с рукояткой из слоновой кости кинжал, но сама черкеска повытерта на швах и кое-где заштопана. Перед ним на столе лежит инкрустированный серебром турий рог, а окно в доме заткнуто рваным бешметом.

Не отличаются дорогими одеждами и его гости. Лишь один, толстый и ушастый, как горшок с двумя большими ручками, одет в новую черкеску с позолоченными газырями.

Стукнула дверь. На пороге появился один из оштрафованных — Латон Фарниев. — Приложив правую руку к груди, левой протянул старшему стола бутыль с мутной жидкостью.

— Да пойдет вам впрок, как молоко матери, — сказал он и поклонился.

— Оммен! — закричали все.

— Молочко–то от бешеной коровки, — шепнул Чора русскому гостю, и черные глаза его заискрились от смеха.