Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 73
Анатолий Никитич Баранов
Атаманец подошел ближе.
— Чей будешь? — выкатил он на раздетого парня выпуклые глаза.
— С Индюшкина хутора… Калашников, — угрюмо ответил Трофим.
— Кондратов сын, что ли?
— Ага, Кондратов.
— А как тута очутился?
Трофим рассказал про свою неудачу на скачках.
— Батю евоного я хорошо знаю, — проговорил лупоглазый атаманец, обращаясь к своему спутнику, в котором нетрудно было разглядеть осетина, хоть и одет он не в черкеску, а в какой–то мужицкий зипун. — В одном полку воевали в восемнадцатом годе. Добрый казак. Отдай ему его одежину, — приказал он оборванцу Сене.
Трофим, не веря своему счастью, поспешно натянул скинутый уже наполовину сапог.
— Мне можно идти? — спросил он, от волнения не попадая кулаком в рукав черкески.
— В темноте–то? А куда ты хочешь идти? — крутнул пшеничный ус так кстати подвернувшийся защитник. Трофим поделился своими планами на ближайшее будущее.
— Можа, с нами останешься? — предложил атаманец. — Вот прикончим большевиков, наведем порядок, тогда можно и в летчики. У меня есть приятель, который тебе в два счета поможет поступить в эти самые… А пока дадим тебе оружию и будешь при мне навроде адьютанта, — продолжал атаманец. — Ты знаешь, кто я?
— Котов, должно…
— Верно, — ухмыльнулся атаманец. — Слыхал, стало быть, про меня?
— Слыхал.
— Чего же гутарят?
— Всякое.
— А все же?
— Да лихой, дескать, атаман, за казачество с коммунистами сражается.
— А еще чего? — удовлетворенно разгладил усы лихой атаман, и снова взглянул на своего спутника.
— Лют, говорят, дюже, — отвел Трофим в сторону глаза, — даже детишков не милует.
— Будешь лют, ежли тебя, как того волка, собаками травят, — побагровел от прихлынувшей крови Котов. — Дожились, мать их черт, с их проклятой властью. Как из собственных закромов, гребут наше казачье добро. У твово папаши небось тоже пошаборили в прошлую осень?
— Ага, цельный воз жита нагрузили райхлебовцы. И у Гаврилы Клещенкова…
Атаман скрипнул зубами, погрозил стоящему напротив дубку здоровенным кулаком.
— Ну, подождите, комитетчики, отольются вам казачьи слезы. Скоро, даст бог, тряхнем вас так, аж труха посыпется, — он сжал Трофимово плечо крепкими, как тиски, пальцами, — Пошли, джигит, до нашего штабу, покель сонца не села, там договорим остатнее. А ты, Николай Тимофеевич, — повернулся он к своему спутнику, — смотри там что и к чему. Ить ты у меня начальник штаба.
Тот молча пожал протянутую руку и пошел по дороге в сторону станицы.
Штаб оказался обычным шалашом, сооруженным наспех из веток в труднопроходимых зарослях терна и держи–дерева. У входа в него между двумя вбитыми в землю рогульками трещал искрами костер. Над ним висел на обугленной перекладине котел. Варился, по всей видимости, гусь, ибо тут же под кустом белели гусиные пух и перья. Человек десять, заросших бородами и неопрятно одетых, сидели вокруг костра и, отмахиваясь от наседающих комаров, лениво переговаривались в ожидании ужина. Увидев своего предводителя, они недовольно загалдели:
— Докель мы тута сидеть будем, ровно фазаны? Всю кровушку высмоктали, проклятые. Без жратвы уже брюхо к пояснице подтянуло.