Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 45

Анатолий Никитич Баранов

— Эй, вставай, народ! — крикнул он, бросая в сторону щепу и заглядывая внутрь помещения. — Кота поймал!

— Что? Какого кота? — высунулись из двери встрепанные головы намаявшихся за трудовой день коммунаров. — Чего блажишь середь ночи?

— Кота поймал! В кладовой сидит! — продолжал выкрикивать Казбек. — Айда скорей, пока не ушел.

Вскоре толпа коммунаров во главе с председателем сгрудилась перед входом в кладовую.

— Тихо, товарищи! — прошипел Тихон Евсеевич и крадучись стал спускаться по земляным ступеням к двери кладовой. Толпа, так же крадучись и шикая друг на друга, последовала за своим вожаком. Вот Тихон Евсеевич осторожно вынул из запора замок, затем резко распахнул дверь — в тусклом свете керосиновой лампы глазам изумленных зрителей представилась следующая картина: посреди землянки стоит с откинутой крышкой молочный бидон, а перед ним с деревянным половником в руке сидит на ящике Ефим Недомерок, по бороде у него стекает и капает на пол сметана. Так вот почему браковали коммунарское молоко на приемном пункте!

… Нет, не исключили Ефима из коммуны. Постыдили, поругали на общем собрании и перевели на другую должность — паромщика. «Гляди, Ефим, — пригрозил ему напоследок председатель, — еще раз проштрафишься — под суд отдам». Ефим слезно и клятвенно заверил коммунаров, что отныне он «энту сметану до скончания веку в рот не возьметь», а Казбеку шепнул как–то, когда других не было: «Ужо, кунак, напряду я тебе на кривое веретено». Сказал, видно, в сердцах, со стыда за свое всенародное посрамление, потому что уже спустя неделю как ни в чем не бывало подошел к монтеру, прилаживающему на мельнице какую–то шестерню, и вполне доброжелательно спросил.

— Крутишь, стало быть?

Казбек разогнул спину, кинул на паромщика изучающий взгляд: на самом деле зла не помнит или прикидывается?

— Кручу, дядька Ефим, — ответил с нарочитой веселостью.

— Скрутить бы тебе башку, как тому куренку, — продолжал Недомерок все тем же незлым тоном. — Чужой сметаны ему стало жалко…

— Да ведь она не чужая, а наша, общая, — возразил Казбек.

— «Обчая…» — передразнил его Недомерок. — Рыба в Тереке тоже обчая, а ты ее удочкой — на свой кукан… Зачем, спрашуется, сполох учинил? Зашел бы тихонько: так, мол, и так, Ефим Гаврилыч. Я б и тебе дал сметанки, жалко, что ль. А то с одного кондера да с калмыцкого чая шея стала тоньше, чем у нашего верблюда.

— Воровать нехорошо, — насупился Казбек.

— А кто говорит, что хорошо, — согласился тотчас Недомерок. — Да ить ее, энту сметану, нам добром не дают, всю рабочим да интеллигентам всяким в город отвозят. Они будут сметану исть, а мне, стало быть, у них пупок лизать?

— Все равно нехорошо.

— Заладил: «Нехорошо, нехорошо». Умный какой! У чечена надысь спросили, что хорошо, а что плохо. Чечен ответил: «Ежли я украду лошадь — это хорошо, а ежли у меня украдут лошадь — это плохо». Дурак ты, братец, ничего не смыслишь в жизни. Ты меня слухай. Кто тебя плавать научил?