Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 101

Анатолий Никитич Баранов

— А кто такой раввин? — спросил он, возвращаясь к разговору в лавке старьевщика.

— Вроде нашего православного попа. Только службу он правит не в церкви, а в синагоге.

— Какой из Шлемки поп? Ему бы в оркестре играть.

— Или в орлянку, — рассмеялся Мишка и вдруг предложил: — Пошли в «Сан–Рено». Котлет поедим и оркестр послушаем. А на черкеску плюнь. Я тебе, если хочешь, десять таких черкесок добуду. Да и зачем она тебе, если разобраться по–настоящему? Сам ведь говорил давеча, что в летчики собираешься. А летчики, брат ты мой, в кожаных пальтах ходят и шлемах с очками, сам видел в Грозном одного.

— Может, лучше в духан к кривому Гургену пойдем? — смутился Трофим при виде роскошной вывески над входом в ресторан. — Тут, должно, одни богачи харчуются.

— А мы с тобой разве не богачи сегодня? — шмыгнул носом Мишка и потянул за рукав колеблющегося друга. — Да и плевать я хотел на богачей, раз у нас в России демократия. Пошли.

Трофим с опаской направился за своим предводителем. С колотящимся сердцем поднялся вслед за ним по ступеням к окованным медью дверям. Мишка с независимым видом завсегдатая потянул блестящую ручку и подтолкнул Трофима, пропуская его впереди себя. Трофим шагнул в сверкающий зеркалами вестибюль и тотчас отшатнулся в страхе: на него, встав на дыбы и ощерив желтые клыки, бросился матерый медведище.

— Не дрейфь, — рассмеялся Мишка, — это дохлый медведь. У него одна только шкура, опилками набита — чучелой называется.

В это время открылась ведущая в зал стеклянная дверь, и из нее выглянула усатая физиономия с галстуком–бабочкой под лоснящимся подбородком.

— Куда претесь, шпана? Это ж вам не обжорка и не ночлежный дом.

— Ну ты, не больно наскакивай, — окрысился Мишка, — а то наткнешься случаем на перо — целый день шипеть будешь. Я к тебе не в гости пришел, а поесть за собственные деньги, понял?

— В чем дело, Рафаил? — раздался сбоку встревоженный голос. Трофим повернул голову и увидел спускающегося по укрытой ковром лестнице со второго этажа здоровенного дядю в костюме–тройке и с массивной золотой цепью на объемистом животе. У него тоже, как и у официанта, на лоснящемся, чисто выбритом лице нафиксатуаренные усы, а под тройным подбородком — черный бант.

— Да вот пожаловали клиенты, Каспар Осипович, — презрительно шевельнул уголком рта Рафаил.

Каспар Осипович широко распахнул короткие, поросшие блестящей шерстью руки. Одновременно распахнулся в улыбке его губастый рот, набитый золотыми зубами.

— Клиентам всегда рады, — проворковал он влюбленным голубем и жестом руки пригласил гостей–оборвышей проследовать к двери, на матовых стеклах которой было выведено золотой вязью «Сан–Рено».

— Потворствуете всякой грязной сволочи, — с отвращением глядя в спины направившихся в зал оборванцев, процедил сквозь зубы официант.

— Такая уж наша обязанность, душа моя, — улыбнулся Каспар Осипович, — потворствовать всем, у кого имеются деньги. Или ты забыл, как уже однажды национализировали наше заведение? И потом запомни, Рафаил, судьба большая проказница: сегодня — грязная сволочь, а завтра — всеми уважаемый нэпман или товарищ комиссар.