Читать «Платонов тупик» онлайн - страница 93

Однажды прилетел наш самолет-одиночка, нагрянул смело, дерзко, на небольшой высоте вынырнул из-за бугра и накрыл аэродром — задымило, заклубилось пламя над резервуарами с горючим! А самолет, вместо того чтобы тут же уйти, развернулся и пошел на второй заход — наверное, не все бомбы сбросил. Немцы к этому времени уже очухались и принялись палить по нему из всех орудий. И вдруг задымил наш самолет, накренился на левый бок, по всему было видно, что не выровняться ему, не набрать высоты, не набрать скорости — тянет его к земле. Люди смотрят, переживают, руки заламывают: может, свершится чудо да выпрямится смельчак наш, защитник!.. Но чуда не свершилось — от самолета отделилась черная точка и тут же раскрылся белый парашют. И опять переживают люди: уж больно медленно летит, подстрелят его немцы… А парашют плывет по воздуху, ветром относит его дальше от станции. Наконец, скрылся за садами, приземлился в поле, недалеко от поселка. Летчик, быстро отцепив парашют, забежал в крайнюю хату — к Алехе Гридину. Те от радости себя не помнят: наш летчик в доме! Забыли и о немцах — обнимают его, заходились кормить. А он раздевается торопливо и просит:

— Дайте во что-нибудь переодеться… А это сожгите. И парашют сожгите.

Переоделся за минуту, документы в карман, пистолет за пояс и побежал.

А Алеха ничего не сжег — то ли не успел, то ли пожалел такое добро уничтожать: за время оккупации так обносились, что и на двор не в чем выйти.

Вскоре нагрянули немцы с собаками, обнаружили и одежду, и парашют, вывели всю семью во двор и расстреляли. Даже детей не пощадили. И хату сожгли.

И все равно не запугали немцы своими скорыми расправами — люди помогали и пленным, и летчикам. Гурины приютили однажды на одну ночь даже дезертира — солдата из словацкой «рыхлой» дивизии.

Жизнь после Сталинградской победы пошла веселее, надежда на освобождение крепла — только бы скорее оно приходило!

29

А у Платона горе: умирала его жена, Мария. Она так и не оправилась после возвращения. И раньше была болезненна, худа, а тут совсем высохла — кожа да кости. Носик заострился, глаза запали. Хочет слово сказать — и не может, сил не хватает.

Сидел Платон у ее постели, старался отвлечь от грустных мыслей, но, не зная, как это сделать, бубнил глухо и нескладно:

— Ну что ж ты?.. Покидать нас вздумала? А скоро наши придут. Жизнь начнется сызнова. Подождала б… Федор, Виталька вернутся…

— И рада б… — Глаза ее наполнялись влагой, слезы скатывались по щекам, она слизывала их с губ языком.

— Ну вот, — сокрушался Платон. — Не надо, не плачь… А то и я заплачу.

— Детей береги, — прошептала она, напрягая последние силы. — Ивану скажи спасибо, что приютил нас.

— Успокойся, — мягко сказал Платон. — Ты и сама еще скажешь. Вот выздоровеешь…