Читать «Пока ты молод» онлайн - страница 3

— Красивая, — прошептал Сережа на ухо отцу.

Федор, не отводя глаз от лунной красавицы, недовольно оттолкнул его. Лиса чутко вздрогнула и посмотрела в их сторону. Заметив это, Федор, долго целившийся в ее голову, выстрелил. Лиса подпрыгнула, из горла ее вырвалось что-то похожее на крик. Мгновенно исчезла стройность, упругость: она тихо скатилась с пригорка.

Когда подошли к ней, Федор вынул из кармана ватных брюк длинную бельевую веревку и, сложив ее вдвое, одним концом связал задние лапы, другим — передние. Сереже хотелось загладить чем-нибудь свою вину перед отцом, и он вызвался нести лису до скирда, где стояли капканы.

— Я замерз, и мне так будет теплее.

Федор сделал вид, что не уловил его хитрости, и великодушно согласился.

Но капканы оказались пустыми. И они вернулись домой.

…Каждый раз, когда позже Сергею Воротынцеву приходилось думать об отце, кроме этой зимней ясной ночи и лунной лисицы, ничего не восстанавливалось в памяти. Помнилось только, что вскоре после охоты пришла невиданно полноводная весна, отец простудился, его возили в город и оттуда привезли хоронить. Зато с тех пор Сергей по-новому увидел мать. Раньше он любил ее только за то, что она всегда старалась приберечь для него, как младшенького, в каких-то своих хозяйственных тайниках вкусные вещи. А в день похорон отца он заметил, что у него красивая мать, хотя не понимал еще тогда, да и не мог понимать, что есть на свете русские женщины, которые могут неожиданно озаряться какой-то таинственной и святой красотой в часы самого безутешного горя.

Когда опустили гроб в могилу, мать взяла горсть сырой земли, но не бросила ее в яму. Молча смотрела вниз глубокими выплаканными глазами, а сквозь пальцы протянутой дрожащей руки просачивались и тихо падали рыжие комочки глины. Сережа тоже не мог уже плакать. Вцепившись руками, покрытыми цыпками, в складки черного материнского платья, он прошептал:

— Мам, мам, почему ты так смотришь? Не надо… Мне страшно.

Мать вздрогнула, разжала кулак с остатками глины и повернулась к нему.

— Сережа, милый… — и трижды поцеловала: в лоб, в левый глаз, в правый…

А дальше началась безотцовщина с трудным куском хлеба. С одного улья улетела матка, уведя за собой весь рой; остальные три пришлось продать. Упал сбор сада, в него заходили все, кто хотел: ни сторожить, ни ухаживать за ним было некому. К тому же мать боялась жить с малолетним сыном в самой крайней и одинокой избе: в неурожайный 1933 год все соседи, словно сговорившись, завербовались в Донбасс, куда незадолго до смерти отца уехал и семнадцатилетний Василий Воротынцев. Для того чтобы переселиться, нужно было продать избу, но ее никто не покупал.

Летом мать в последний раз наварила из собственных вишен варенья. Это она умела делать хорошо, по каким-то лишь ей одной известным рецептам. Сергей знал только, что она использует раздробленные вишневые веточки, отчего у варенья рождался запах октябрьского мокрого сада.

Избу все же продали на слом «Заготскоту», к вырученным деньгам приложили несколько небольших переводов от Василия и купили новую в людном месте нижней улицы. А девятилетний сад пришлось вырубить. Им топили всю зиму печь.