Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 30

Владимир Наумович Тихвинский

Сапожник Федька застыл с открытым ртом, только иногда жадно глотая слюну. Тетя Аня, подбоченясь, курила и бросала на землю окурки. Точнее, не бросала, а аккуратно укладывала рядом с собой. Один, второй, третий… Мама крепко держала меня руками, а когда я поднимал глаза, резким движением нагибала мою голову, чтобы я не смотрел, не видел. Будто страшная гусеница может проползти мимо нас и исчезнуть как наваждение, дурной сон. Но я уже различал в общем потоке колонны, про двигающейся по нишей улице, отдельные фигуры людей, танки и орудия. Немцы входили в город, продвигаясь все дальше и дальше, мы уже оказались в тылу их войск, и было бы нелепо не замечать этого. Тем не менее моя тетя и бабушка даже не вышли из своей комнаты, только тетя Галя захлопнула форточку, промелькнув за стеклом рукавом застиранного халата. Дядя Гриша качал головой и причмокивал губами, удивляясь чему-то: то ли массе техники, то ли добротным немецким мундирам и шинелям. А старик, который жил у нас в подвале и всегда, зимой и летом, ходил в валенках, поглядел на них, плюнул и сказал:

— Тоже мне немцы! Тюлька якась торгсиновская. Посмотрели бы вы, какие они, настоящие немцы, — гренадеры! Вот в первую мировую…

И не досказав, что именно было в первую мировую, ушел к себе в подвал. Торгсинами назывались магазины, где продавали товары за валюту, и тюлька — селедка — там бывала как раз самая крупная.

Тетя Валя бросила вслед ему:

— Тю! Шо сказал: первая мировая!..

А Давид беспокойно посмотрел вслед старику, словно прикидывал в уме: действительно ли эти немцы мелочь, тюлька? Жена сапожника Федьки, красивая дородная Клава, смотрела на немцев широко открыв глаза и жалась к стене. Она хмурилась и что-то бормотала вслух, не обращая на меня, стоявшего рядом, никакого внимания. Хотя я все-таки краем глаза замечал, что делает Клава. Может быть, кто-нибудь так же наблюдал и за мною? Во всяком случае, старая тетка, которая часто ходила в гости к моей бабушке, так как обе когда-то учились на Высших Бестужевских курсах, не глядя на меня, похлопала но плечу, и я понял: чтобы не вертелся. Она вообще любила порядок и всех поправляла. Когда два немца вдруг отделились от «гусеницы» и побежали к гастроному, тетка напряглась до крайности и вытянула шею, на которой росли жесткие волосики. Мотоциклисты подошли к магазину и остановились, словно чтобы прочитать вывеску. Они задрали головы, и, хотя лиц видно не было, стояли они достаточно близко к нам и были первыми, кого мы рассматривали отдельно от колонны. Мотоциклисты же не обращали на нас ни малейшего внимания. Они впрыгнули в магазин прямо через разбитую витрину, и бестужевская тетка крякнула, будто стыдилась того, что у нас там в магазине беспорядок. Прыгая, немцы показали нам зады, обтянутые добротной кожей, и дядя Гриша сокрушенно поцокал языком:

— Уся кожа им пошел, вапшэ!

Неизвестно, что он имел в виду: что наша кожа продана по договору Германии или что вся европейская кожа захвачена немцами?