Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 295
Владимир Наумович Тихвинский
Когда поезд остановился, выяснилось, что это произошло но из-за нас. Мне казалось, что часовой услыхал звяканье молотка о решетку, а на самом деле немцев самих остановили на полпути. Видимо, и здесь они потребовались. Наши прорвали фронт? Паника?
Внешне ничего особенного не происходило. Все так же деловито передвигались немцы. Даже спешили не очень. Только выгнали нас из вагона сгружать с платформ машины. И вот в клубящуюся от пыли степь гонят немцы свои мытые-перемытые машины. Значит, все-таки паника? Раньше я думал, что так бывает только у нас; у них, немцев, все рассчитано, вычислено. Но Рихтер хорохорился, а тонкие ножки его не гнутся — не расходился еще старик, не ожидал, что так неожиданно придется перенести свой тощий зад из удобного пассажирского вагона на холодное сиденье машины!
Все шоферы сводят свои машины на насыпь и платформу станции — где кто оказался — как лошадей с коновязи. Немцы чертыхаются. Щиты — снегозадержатели, остатки заборов, сараюшек — гнутся под тяжестью, вот-вот обломятся. И все-таки машины одна за другой спускаются вниз, на станцию.
Все вокруг изъезжено, словно вспахано. Машины идут по проселочной дороге, но стоит какой-нибудь из них чуть-чуть свернуть на обочину, как колеса увязают по самую ось. Колеса ковыряют землю, выбрасывая противогазные сумки нашего советского производства, обмундирование, фляги, пантронташи. Здесь, на станции, были склады?
Что это: брезентовая сумка, патронташ? Нет, рукав от гимнастерки. Со склада? Так складов не видно, их нет. Значит?.. Значит, рукав от… руки!.. Живой? На этом рукаве машина начинает буксовать, будто тряпье может задержать движение мощной колонны.
Офицерская легковушка останавливается рядом с нами и светит под ноги, начальник требует от Рихтера движения. Вперед, вперед!.. Рихтер жмет на педали, переключает рычаги — машина ни с места. Буксует, как будто понимает: под нами не просто тряпки! Машине, колесам все равно, но они не могут одолеть этого «живого» препятствия! Я смотрю, как из-под нашей машины летят грязь и клочья чего-то похожего на тряпье, и вдруг понимаю: здесь совсем недавно шел бой, в котором полегли… Наши…
Во всяком случае, машина вдавливает в рыхлую землю остатки красноармейской гимнастерки… В свете фар сверкнули медные пуговки… Сверкнули и погасли… Рукав от гимнастерки распластался на земле. Рукав без руки?.. Или это рука?.. Мне показалось даже, что рука поднялась на миг в воздух, пальцы сложились в щепотку, словно для того, чтобы сжать смычок…
Мой дядя мечтал научиться играть на скрипке. Не успел. Сперва ликбез, рабфак — стране нужны были грамотные люди, строители. Ездил во все концы страны. Снова учился — на этот раз эксплуатировать то, что строил. А потом пришла война, фронт, дядя так и не научился играть.
Наверное, опять кто посчастливее меня пронесется туда, где сполохи могут осветить валяющиеся на земле противогазы — их, немецкие, в железных рифленых банках, а не холщовые сумки, с которыми мы уже много месяцев ходим на менку. На станции, где нас ссадили, были советские. Неизвестно как они сюда попали, но попали — значит, где-то близко наши. И пусть будет что будет, я хочу туда, даже если опять сорвется наступление. Теперь уж я буду пробираться хоть ползком, хоть на коленях, хоть во весь рост: нет больше сил терпеть!