Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 271
Владимир Наумович Тихвинский
Так я и жил, в ожидании чего-то страшного. От немцев, от своих, от Шевро. В вагоне продолжались драки. Вечная война. Как в школьных учебниках: тридцатилетняя, столетняя. Бесконечная. Между всеми. И вот человек из того, нашего, общества ведет себя как фашист, а фашист кормил меня и предупредил про Африку. И при этом везет нас, вместе с моим врагом Шевро, к черту на рога. Чем сердце успокоится!..
IV
Когда Рихтер сказал про Африку, я улыбнулся. В голове плавилось, точно от африканской жары, а мысли уползали словно ящерицы, оставляя от себя лишь сухие хвосты слов… Мозги корчились в пламени костра, в который бросили детскую книжку, и добрый доктор Айболит менял свой белый халат на мундир немецкого танкиста!.. Раньше все это было так далеко — «аж в Африке», а теперь надвигалось как сыпучие барханы. Песок хрустел на зубах, мешал говорить, губы сводились в нелепой гримасе. Нужно бежать, рассказать нашим, а ноги не двигаются, как будто по щиколотки увязли в африканских песках!..
Я не слыхал, что там еще бормочет Рихтер, его кривые стариковские зубы в наступившей для меня глухоте двигались как крокодильи клыки. А он спрашивал, получил ли я паек и достаточно ли мне будет продуктов, потому что он, Рихтер, не сможет меня поддержать: они, немцы, поедут отдельно, в пассажирских вагонах, мы — в товарных. Он говорил о еде. О самом обыкновенном.
И зубы как зубы — стариковские… И ровно стучат колеса, словно не в Африку нас везут, а в пионерлагерь. Я сказал Кольке про Африку, но так, чтобы Шевро подслушал наш разговор. Перед этим, во время погрузки, он вдруг подсек меня, будто выбил из-под ног футбольный мяч, когда я нес непосильный мешок. Колька сказал: «Не груба, хлопцы!» Не «Шевро», а «хлопцы». Только и всего. Не хотел возиться со «скаженным» парнем, который, внезапно оборвав разговор, бросался на человека. Лицо его в этот момент перерезали кривые губы. Он лез на противника, а когда получал по морде, то не отступал, а, размазывая по лицу кровь, рычал:
— Бить? Меня? Ну вдарь! Вдарь… Вдарь, тебе говорят!
В эту перемазанную липкой кровью физиономию никто не желал толочь кулаком: казалось, Шевро смертельно ранен. А он, который не боялся крови ни своей, ни чужой, — побеждал. Все отступались.
И вот Шевро слушает меня, я в центре внимания вагона. А Колька рассуждает:
— Надо шо-то делать… Тут такая, понимаешь, история!..