Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 167

— Борис Никифорович? — спросил я на всякий случай.

— Ну да. Вы от Телегина? Проходите. — Он сунул платок в карман. Ботиночки на Глазунове были латаные и махонькие, как у школьника. А носик на лице едва заметный и розовый. «Если кровь отхлынет, он станет совсем восковым», — почему-то подумал я о нем, как о покойнике. Он пропустил меня вперед, я рывком втащил тяжелый чемодан и с ходу натолкнулся на стеклянную перегородку.

— Куда! Вы с ума сошли: там кабинет шефарцта!

Глазунов объяснил, что оба лечебных заведения — наша больница и немецкий госпиталь — находятся под началом главврача Рапперта. Теперь я окончательно все вспомнил: как он впервые был вызван к офицеру, который оказался шефарцтом, как тот поручил ему «эвакуацию», как он спешил. Безумием было перетаскивать больных волоком. Кажется, об этом враче говорил Телегин: «волосы дыбом!». У самого врача волос на голове не было.

Он положил на стол мой чемоданчик и щелкнул металлической застежкой.

— Господи, как вы это тащили! Тяжелая. Старинная.

Я заглянул через его плечо и увидел какие-то рычажки. Множество рычажков. Они откидывались, как прическа у циркового прыгуна, когда Глазунов нажимал на кнопки. Перед нами была пишущая машинка. Самая обыкновенная машинка! Я даже не успел огорчиться, как Борис Никифорович спросил меня:

— Печатать умеете? Нет, конечно. А немецкий знаете? В разрезе средней школы? Так. Что будем делать? Ладно, садитесь и пишите…

И он продиктовал: «Отчет о наличии продуктов питания в больнице номер два. Свеклы — три корзины… Хлеба — четыре килограмма…»

Вот тебе и майдан, золотой воздух! Полное разочарование.

Не знаю, чего во мне было больше — разочарования или ощущения, что пронесло, я со своими способностями и везением не влопался в опасное дело. То есть когда мне стали диктовать про свеклу и хлеб, отчаяние просто перехватило горло: опять в дураках! Ничего настоящего в моей жизни не было и не будет! Потом облегчение: выходит, не судьба! На миг мелькнула мыслишка, что теперь я буду при хлебном месте, но это не скрашивало разочарования. А разочарование было. И сильное. Значит, то, что трудно определить словами — все-таки жило во мне? Хотя я тут же вспомнил, как боялся сказать Кольке, зачем влип в дело с «веревочкой» — очень уж глупо выглядел бы. И все-таки… И все-таки я еще на что-то надеялся. Хотя спал я в ту ночь спокойно, не то что накануне. Я не был виноват в том, что не вышло ничего более, чем ишачить, ишачить и в поте лица добывать хлеб свой. Что ж, старая, проверенная библейская мудрость…

XVIII

С этого дня я начал работать в больнице. Печатать на машинке. Таскать продукты и больных. Помогать санитаркам. Но женщины вроде Федосьевны были сильнее меня, и чаще всего я стучал на своей машинке. Печатать мне приходилось много, и скоро лента в машинке износилась. Писчебумажных магазинов не было и в помине, пришлось шарить в комнате соседки. В первую зиму оккупации из ящиков комода дядя Гриша сколотил ей гроб. Тогда мы с мамой забили дверь комнаты гвоздями. Теперь я с трудом отогнул гвозди и вошел внутрь. В комнате стоял знакомый запах смерти. Перед смертью она много печатала. С утра до ночи. Лента, оставшаяся от старенького «Ундервуда», вся пробита буквами. Я забрал и «Ундервуд». Сообразил бы раньше, не нужно было бы Телегину воровать казенную машинку в бургомистрате. А теперь у него вышли неприятности.