Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 116

— И куда, за каким чертом? На смерть? Эта глупая кобыла заслужила, она получит сполна от своих дорогих немчиков! Ей отпоется наконец все, что она делала с матерью! Шутка сказать: держать родную мать и собственного сына на кухне! И из-за кого? Разве это мужчины? Тьфу! Теперь она будет знать, как держать свою мать на кухне!..

Тетя Валя тащила санки и выбивалась из последних сил. «Дорогие немчики»! Я знал, сколько она от них перенесла. А люди слушали и оглядывались на тетю Валю: «Чтобы еврейка — еще и овчарка!» И пожимали плечами. А тетя Валя еще ниже опускала голову и тянула санки. И я шел рядом с ней, натягивал веревки, прикрепленные к саням, и тоже чувствовал себя виновным. Я был виноват, хотя и не мог сказать в чем. И я метался: то тащил санки за постромки, то подталкивал их сзади руками. Я смотрел вниз, и мне хотелось, чтобы вот так, как уходит эта дорога, заваленная грязным снегом, унеслось бы назад это страшное время. Когда я поднимал голову, я упирался глазами в спины людей, которые согнувшись тащили свои санки, и видел ботики тети Вали, новые, «выходные» ботики — они стукались о лодыжки, словно подхлестывали тетю Валю. И мне казалось, что эти сухие удары отдаляют меня от тети Вали на безмерное расстояние. Я чувствовал, что она уходит насовсем. Про бабушку и свою тетю я не думал. Только когда на дороге я увидел перья, сыпавшиеся из подушки моей бабушки, я подумал, что они встретятся там, в бараках. И тогда тревога перенеслась на бабушку и тетю Галю. Перья лежали на желтом снегу, как будто здесь только что провезли раненую птицу. А на самом деле это я провез свою бабушку. Тогда я поклялся себе, что сделаю все, чтобы спасти ее.

А тетя Валя холодно кивнула мне, когда ее саночки оказались у бараков. Она равнодушно попрощалась со мной. Не знала, что я был тогда в ее комнате. Удивилась, когда я появился перед нею на дороге.

Нас, тех, кто пришел провожать, никто не проверял. Мы стояли за забором и ждали, пока наши родственники разместятся на новом месте. Таких, как я, полукровок, оказалось довольного много, и, когда дело приблизилось к комендантскому часу, от бараков двинулась цепочка усталых людей. К ней пристроились и те, кто должен был, но не захотел оставаться: поди проверь, кто в этой цепочке полукровка, а кто — «целый»! Я не чувствовал никакого «голоса крови», который звал бы меня разделить участь моей бабушки и тети, хотя мне хотелось поднырнуть под перекладину забора, такого неосновательного, полуразрушенного, что он не мог быть серьезным препятствием. Но именно то, что забор был таким неосновательным, убеждало: их можно будет забрать в любое время. И пусть они пока побудут здесь.

Со следующего дня в городе начались преследования тех, кто не выполнил приказ. Если оставшихся дома или вернувшихся из бараков расстреливали, то что же тогда ожидало людей в бараках? И все-таки мы надеялись, что все обойдется. Людям свойственно надеяться.

В нашем дворе жил поляк, который отвез в гетто жену и падчерицу. Он знал, что произошло в аналогичной ситуации в Варшаве, когда туда вошел Гитлер, и рассказывал, что и там люди не решались нарушить приказ. «Не дразните зверей! — говорили они. — Мы нарушим, а из-за нас пострадают другие». Не хотели подводить «других», всех, и — гибли. Все. Непостижимо, но факт! Люди привыкли жить сообща, думать друг о друге: не стадо же, а коллектив!