Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 113

Владимир Наумович Тихвинский

И в других домах и дворах осталось множество стариков, женщин и детей. Этим некуда было деться, они не могли бежать, прятаться, исчезнуть.

А потом, в день, когда бефель вступил в действие, они вышли на улицу с вещами и пошли в бараки. В нашем дворе сиротливо топтались на снегу две-три семьи. Они с трудом отрывали полозья своих саночек от снега, напрягали последние силы и выезжали на улицу. А там уже было много таких же, как они. К полудню дорога в бараки была укатана множеством саней, люди двигались быстрее, разогревались на ходу, одолевали встречный ветер. И на широкой улице имени Сталина было людно, как в праздник. На тротуарах стояли те, кто не ехал в бараки, а провожал своих знакомых и соседей. Люди тащили санки и уговаривали себя: если уж такая масса людей собралась вместе, то, наверное, все не так уж страшно, как казалось? Не могут же немцы, в конце концов, уничтожить всех!

И по главной улице, которая вела через заводской район к баракам, шли люди с санями, на которых громоздился их скарб. Немцы предупредили: являться с вещами. Тащили всё, что необходимо. И то, что не было необходимым: фотографии, семейные альбомы. Санки скрипели полозьями по талому снегу — множество людей подталкивали друг друга, обходили, обгоняли.

Провожающие — голодные, оборванные — смотрели на уходящих даже с завистью: этим, говорят, дадут работу. Наверное, будет как коммуна. Недаром же каждый из тех, кто идет в бараки, — мастер. Люди на оккупированной земле жили в вечном страхе: вот-вот что-то произойдет! С теми, кто уезжал, уже «происходило», и старухи теребили волосы под платками, вздыхали: не то жалели, не то завидовали. Люди, привыкшие жить в коллективе, страдали от одиночества больше, чем от голода, а тут на их глазах евреи сбивались в «коллектив». Как на заводе, в доме отдыха, в коммуналке. Их провожали, как в отпуск на юг, как в пионерские лагеря и в туристические походы. Помогали укладываться, готовиться в дорогу.

Те, кто шел в бараки по растоптанной улице, оглядывались и думали: «Вот сколько нас! Столько людей не убьешь, не уничтожишь!» Великое переселение народов потому, наверное, и получило название великого, что участвовало в нем множество народов, то есть людей. Меня удивляла не осторожность тех, кто не пошел, а решительность тех, кто пошел. Я еще не знал, вернусь ли я обратно или останусь в бараках с бабушкой; думал, что обстоятельства подскажут. Не мог же я так оставить бабушку: она сидела на саночках, которые тащили мы с тетей Галей, на большой подушке в красном напернике. Мы любили нашу бабушку и не позволили бы ей идти в такую даль пешком, все время оглядывались, чтобы посмотреть, не упала ли она с саночек. Я вез свою бабушку, и даже то, что она ехала на моих детских саночках, наполняло меня гордостью. Другие вокруг болтали бог знает о чем — например, о том, будто семейным в бараках выделят отдельные комнаты и что лучше ехать семейным, а я злился, что люди в такой момент могут думать о мелочах. Мне и впрямь казалось, что присутствую при великом переселении народов! Глупый, слепой мальчик среди глухой толпы! Я смотрел на свою тетю, которая стала вдруг такой деятельной, такой расторопной, будто действительно поверила в скорое применение своих способностей. Я думал о том, сколько золотых голов и рук рядом со мной. И презирал разговоры о том, что в первую очередь нужно провезти драгоценности: что ни говорите, а золото не ржавеет, золото и в бараках золото! У нас в доме никаких ценностей не было. Деньги, получку запирали в ящике письменного стола, и каждый брал, сколько ему нужно. Даже я, мальчишка. Во мне не воспитали ни алчности, ни бережливости, ни даже осторожности. Иные предпочитали везти с собою в бараки вместо громоздких мешков с вещами маленькие мешочки с драгоценностями. На наших санях не было ничего, кроме самого необходимого, и потому мы чувствовали себя спокойно. Приказали захватить с собою ценные вещи. Зачем? Реквизуют? Мы знали про «хрустальную ночь», когда нацисты в Германии грабили еврейские лавки, тут все было ясно — прямая выгода. Но если они думают поживиться на имуществе моей бабушки, то они жестоко ошибаются! Ха, нашли у кого! Наши рассуждения казались нам убедительными, потому что они опирались на железную логику.