Читать «Идиллии» онлайн - страница 71

Старый рассыльный встает, растирает занемевшие колени и медленно спускается в полумраке, чтобы закрыть окна в комнатах начальников.

Сокол

Ясная ночь убаюкала село. Не слышно ни шороха, ни птички. Не шевелятся даже ночные тени.

— Тише! Будто бы песня послышалась в ночи.

— Там, на той стороне, в корчме поют.

— Это хриплый голос Ашика Али. До поздней ночи пропадает он по корчмам. Хочешь, пойдем посмотрим на него.

— Как осип его голос! Тот ли это Ашик Али? — Мы вдвоем направляемся к корчме. Подходим. Там полно сельчан.

— Постой! Да это уже не песня, а плач.

— До сих пор горюет о своем сером соколе… Оставим его…

— Погоди! Двери корчмы открыты. Вон он, сидит со своей тамбурой, — о чем он рассказывает?

«Подстерег, ударил моего храброго птенчика прямо в несчастное сердце… чтоб голову его принести за бакшиш».

«Такой закон теперь: сокол вредная птица…»

— А это и есть тот грязный охотник, с прыщавым лицом, что сидит в углу. Видишь его?

И дед Мано им брезгует:

«Тю, пропади они пропадом, ваш закон и ваша управа! И всего-то вреда от сокола, что пару цыплят за лето унесет!..»

«Другого дела не нашли, — добавил еще один сельчанин, — с ума посходили, птиц стали истреблять — вот чем зарабатывают на хлеб…»

«Грех, грех и срам поднять руку на такую тварь… Сокол тебе товарищ и в дороге, и в лесу, и в беде… А когда пашешь осенью пар, вьется он в вышине над твоей пашней с утра до вечера».

Так вился сокол и над кровлей Ашика… Как только заря займется, выйдет он из дома, что стоит без ограды у самой околицы, и первую песню серому соколу запоет. Возьмет тамбуру, посадит на плечо сокола и пойдет по селу… Ашик один на белом свете, но пока был жив его сокол, не знал он ни голода, ни одиночества. Сокол об нем заботился. Сядет, бывало, Ашик в тенечке или перед постоялым двором, повернет голову, только посмотрит на сокола — тот поведет мохнатыми бровями, слетит с его колена, заплещет крыльями и уже сам знает… Ашик опять запевает заливчатую песню: как две веры стену между двумя сердцами возвели и как они страдают и днем и ночью… А когда остановится солнце в полдень, сокол летит, летит к нему, сжимая в железных когтях сизого голубя или куропатку — дичь, которую словно бог с небес послал Ашику…

— Как же не горевать бедняку-певцу по нему, как по брату, как по товарищу!

— Тот охотник, который слоняется по лесам только для того, чтобы сбить ворону или ястреба, подстерег однажды и его храброго птенчика, как раз когда тот спускался к селу с даром для Ашика в когтях… Слушай!

«Взял его голову и пошел… к старосте за бакшишем…»

— Сейчас Ашик заплачет.

«Я не виноват — закон. Кто убьет хищную птицу…»

«Закон!»

— От ярости он скрипит зубами.

— Смотри, как он взмахнул тамбурой и, дрожа от гнева, встал у стойки.

— Ашик Али и тамбуру заложит, чтобы пропить ее в этот вечер… Оставим его.

У заброшенной мельницы

Тихо в лесу. И звон колокольчика отбившейся от стада козы заглох где-то наверху. У Велчо после пережитых неприятностей отлегло от сердца, и он смелее зашагал по заросшей дороге, на которой валялись камни от старой насыпи. Теперь он уже никого не боится. — Сунул опять руку в карман штанов, просеял сквозь пальцы мелкие зернышки, и его веснушчатое продолговатое лицо озарилось радостью. — «Таких лещей и усачей вытащим!» Ему уже мерещилась груда рыбы. Наелся он, и Немой наелся, а еще осталось столько, что не знаешь куда ее девать!