Читать «Посею нежность – взойдет любовь» онлайн - страница 99

– Стой пока. Вот так. Эту ногу на скамеечку поставь. Руку на колено. Вот! Оно!

Муж принялся за дело. Он делал эскиз, напевая. Никогда прежде не слышала Рыся эту песню, хотя и знала его привычку петь за работой что попало. Он и говорил как-то по-другому. Не с теми мягкими интонациями, как обычно. Сейчас он находился в совсем ином образе. Такой циничный, резковатый и хамоватый плейбой.

В Таврическом саду купил я дачу.Была она без окон, без дверей.И дали мне еще жену в придачу —Красавицу Татьяну без ушей.Одна нога была у ней короче,Другая деревянная была.А левый глаз фанерой заколочен,На правый глаз не видела она.Сидели мы у речки, у Вонючки,Сидели о двенадцатом часу.И прислонилася корявой рожей,И пела, ковыряяся в носу.А пела так, что выли все собаки,И у соседей обвалился потолок.И я хотел без шума и без дракиПоднять ее и стукнуть о пенек…

Смешная песня. Рыся расстроилась, что муж ей никогда не пел ничего подобного. А они ведь в детстве собирали всякие подобные глупости, веселившие их до невозможности. Как это песня про «красавицу Татьяну без ушей» прошла мимо них? И еще… Этот, другой, Петр нравился ей не меньше своего, привычного. Интересно, когда он притворяется? Сейчас или с ней, своей женой? Или всегда? Или никогда?

Еще ее по-детски кольнуло: про жену поет, что хочет «поднять ее и стукнуть о пенек». Это, конечно, всего-навсего песня такая, но мог бы при этой… другую какую-нибудь спеть.

Элеонора, словно подслушав размышления Рыси, нагло спросила:

– О своей поешь? О вобле глазастой?

– Это ты о ком?

– О жене твоей! О Регине Артемьевне, матери всех скорбящих жирнозадых и толстобрюхих… Ее хочешь?.. Об пенек?..

– Нет, – ответил Петр спокойно. Он был занят делом, беседа с обнаженной натурой его не особо трогала. – Об пенек – это о тебе…

– Ого! Так жена-красавица – это я?

– Ну, если ты Татьяна… Ты – ну-ка… давай теперь присядь вот так… И на вот, платок на одну грудь накинь… Ногу одну подогни… Откинься… О! Отлично!

Усевшись так, как требовалось Петру, голая баба решила почему-то продолжить разговор на тему песни:

– А она у тебя правда – без ушей. И без глаз. Неужели все эти годы ни о чем не догадалась?

– О чем она должна была догадываться все эти годы?

Голос мужа звучал уже не так, как минуту назад. Петр явно терял рабочее настроение. Элеонора его достала.

– «О чем она должна была догадываться все эти годы?» – передразнила его натурщица. – А то ты не знаешь, о чем. Вдруг мы все позабымши… О том, что со мной с первой начал сношаться. С первого дня на курсах этих долбаных. Повел меня сюда, оттрахал-отымел… Скажешь, она об этом знает?

Петр ничего не отвечал. Он ожесточенно работал.

– И кто мне велел не худеть? А? Кто мне говорил, что вся красота и жизнь содержится в такой, как я, а не в этих худосочных эгоистках? Может, это я все придумала? Ты говорил!

Петр молчал.

– И скажешь, что тебе ее хватает? На все про все? Если б хватало, ты б о моей-то радости и не вспоминал… Не норовил бы забраться в нее… А? Не так, что ли?