Читать «Молитвы об украденных» онлайн - страница 92

Мы с Марией поднялись. Наши черные волосы стали пепельно-серыми.

– Ты знала, что Паула родила дочку? От Макклейна.

– Нет.

– Майк застрелил малышку Паулы. Я была в тот день с ним. И Макклейна застрелил.

Мария зажала рот ладонью. Этим жестом она когда-то прикрывала заячью губу. Даже после операции ей хотелось прятать свое рассеченное пополам лицо.

– Они нас найдут, – прошептала она сквозь заслонку пальцев.

Ее тело затряслось.

– Я сидела в машине Майка, – объяснила я. – Я не знала. Внутрь я не входила.

– А девочку видела?

– Я видела ее платьица. А где мама?

– Она в Мехико. Оформляет бумаги. Тебе нет восемнадцати. Ты не должна здесь находиться.

– Меня на год переведут в тюрьму для несовершеннолетних преступников, а потом вернут сюда. Я все уже разузнала. Порядок такой, Мария.

– Тебя завтра освободят. Твоя мама не допустит, чтобы ее чадо чахло за решеткой, как дикий попугай в клетке. Так она сказала. Этими самыми словами.

– Где она?

– В гостинице. Она велела передать тебе, что любовь – это не чувство. Это жертва.

– Да.

– Завтра увидимся.

– Да.

– Держись в тени. В бучи не ввязывайся. Будь осторожна.

– До встречи.

– Вот, возьми мыло.

– Можешь мне еще что-нибудь дать?

– Что?

– Дай свои сережки.

В ушах у Марии торчали гвоздики с пластмассовыми жемчужинками. Она, чудо мое, даже не поинтересовалась, для чего они мне понадобились. Мария от роду была такая. Никогда не допытывалась зачем да почему: надо, значит, надо.

Она сняла сережки, положила их мне на ладонь и произнесла:

– До завтра.

Я проследила за тем, как Мария прокладывает себе путь к выходу через скопление разбойниц и убийц.

Она шла в мерцании стеклянного снега.

Вечером я подарила сережки Луне.

– Спасибо, – поблагодарила она. – А ты мозги не выворачивай, знаешь, не пытайся вникать в то, чего ты насмотрелась в тюрьме.

Глава 27

– Кто бы подумал, что боги такие злыдни!

Это были слова, которыми встретила меня мама. На ответ она не рассчитывала.

Ступив за порог тюрьмы, я оказалась не среди деревьев, не среди цветов, а посреди настила из выкинутого тряпья, словно сросшегося с землей. Я шла по бежевым и синим штанам и фуфайкам, сорванным с истосковавшихся по человеческой одежде тел и брошенным на улице.

Почти на всех поверхностях еще лежал вулканический пепел, и на стеклянной пыли пропечатывались наши следы.

Мама вручила мне красный свитер. Я стянула замызганную фуфайку, добытую для меня Луной, и шваркнула ее наземь, где она стала частью сине-бежевого лоскутного одеяла.

У тюремной парковки нас с мамой ждало такси. В нем сидела Мария. Мы залезли к ней на заднее сиденье. Я села посередке. Мария обвила меня рукой.

– На Южный автовокзал, – сказала мама водителю. – Снимай эти шлепки.

Она вытащила из сумки пару теннисных туфель, нагнулась и разула меня, как маленького ребенка. Потом вышвырнула шлепки за окно, словно это были конфетные бумажки.

– Куда мы едем, мам?

– Я собираюсь перемыть в Штатах все тарелки, – ответила мама.

– Нам нельзя задерживаться в Мехико, – сказала Мария. – Ты сегодня должна объявиться в социальном центре, и они, наверное, определят тебя в интернат для несовершеннолетних правонарушителей.