Читать «Посвящение в Мастера» онлайн - страница 13

Павел Парфин

— Меньше. За семь с половиной месяцев слепила.

— Ну-у, так ты не только плодовита, но и шустра! Ночи напролет обжигала! Жертвуя сексом?

— Всякое бывало, — Катарина ничуть не смутилась. — Смотри, это детская керамическая дорога. Представляешь, в эти вагончики белых мышей посадить? Клево, скажи? Театр зверей имени Дурова (я слышала, он до сих пор есть в Москве) от зависти сдох бы… прости, умер, если бы увидел эту дорогу!

— А это что за странные часы? — Ходасевич держал в руках необычную вещицу — помесь песочных часов с предметом, без которого современный человек вряд ли представляет свою жизнь. — Это — часы, а это, если не ошибаюсь…

— Унитаз, — подсказала Катарина. — Часы, плавно переходящие в унитаз. Именем этой работы названа вся моя выставка — «Времени запор».

— Отчего так? — продолжая вертеть в руках удивительный «запор», спросил Вадька. — Зачем время пускать туда же, куда и…

— А ты всегда используешь свое время разумно? — недоверчиво усмехнулась Катарина. — Це-ле-со-об-раз-но?.. Не поверю! Наверняка ведь просираешь немало часов!

— Всякое бывает, — согласился Ходасевич.

— Вот видишь, — Катарина небрежно расчистила от своих поделок место на столе и, высоко задрав полы платья, уселась. Ходасевич уставился на ее ножки в светлых колготках. — Садись, еще будет время поглазеть. Время у нас часто уходит насмарку. А знаешь, в каких случаях?.. Когда у нас возникают проблемы с инспирацией. У тебя, кстати, как сейчас с инспирацией?

— С чем-чем? Катарина, лучше б ты материлась! Тебе это больше идет, а мне понятней!

— Эх, ты, невежда! Не знать значения такого слова! Да ты и часа не можешь без него обойтись! Это твой воздух, Вадик, твой хлеб, твоя самая большая любовь!

— Ну вот, запричитала! Моя самая большая любовь — это любовь музы, которая как кинула меня месяц назад, так с того дня носа и не кажет!

— А я о чем говорю? Инспирация — это молоко из груди твоей неверной музы!

— Ну-ну, потише! Моя муза слишком молода, чтобы я из ее груди молоко сосал!

— А ведь сосешь, — Катарина томно потянулась, закатила кокетливо глазки, сладко провела языком по верхней губе (и проделала все это так искусно, так артистично), — сосешь ведь, глупенький, и упиваешься этими редкими мгновеньями! — потом вдруг резко наклонилась навстречу Ходасевичу и ужалила-поцеловала его в шею, оставив неровный пятак засоса. Подняла голову и разразилась густым, как барабанный марш, хохотом.

— Что ты делаешь, ненормальная?! — Вадька шутливо оттолкнул от себя девушку и тоже рассмеялся. — Хоть ты тресни, но не стану я сосать у своей музы грудь!

— Ну и дурак! — не на шутку разозлилась Катарина. — Инспирация — это вдохновение, балда!

— А по-моему, внушение, — уже не так непримиримо, но все же продолжал упрямиться Вадька.

— Нет, вдохновение! Твое духовное сношение с Богом… А по большому счету — может, и внушение. Господь внушает тебе гениальные свои идеи и проекты, осеменяет ими твое неразвитое, никудышное, как глинозем, сознание. И часто делает это совершенно напрасно. Ведь ты неблагодарный, ограниченный и без царя в голове! Это ж надо — унитаз со свистком! Такое только ты мог придумать!