Читать «Интервью: Солнце, вот он я» онлайн - страница 159

Эти мрачные и странные истории предваряли и затмевали собой волну «грязного реализма», затопившую американскую короткую прозу десятилетие спустя, когда в большую литературу прорвались Рэймонд Карвер и Ричард Форд. Буковски писал о мелком отчаянии и безнадежно выцветших мечтах в пожелтелых барах и на вонючих ипподромах, и рассказы его были пронизаны пьяной уверенностью, что «все мы закончим в лохани поражения». Но, кроме того, он начал писать с располагающей точностью и нежностью на грани лиризма.

Что показательно, в рассказах Буковски факт и вымысел не расплываются, а письмо сияет почти болезненной фантазией: в «Совокупляющейся русалке из Венеции, штат Калифорния» двое бродяг, нажравшись мускателя, крадут тело только что умершей молодой женщины, насилуют труп и влюбляются в него, а потом относят его на пляж, где заходят с телом в волны, после чего с тоской отпускают его в плавание — туда, где «ныряют пеликаны среди серебристых рыбок, похожих на гитары»; в «Изверге» с кошмарными последствиями вскрывается злокачественная похоть педофила, поклонника Малера; в «Убийстве Рамона Васкеса» стареющую голливудскую звезду-гея до смерти забивают двое юных братьев-нигилистов; в «Самой красивой женщине в городе» двадцатилетняя девушка по имени Кэсс перерезает себе горло, когда «ночь продолжала наступать, и с этим я ничего не мог поделать».

Как всегда, Буковски по-прежнему писал стихи. Чтобы дополнить свое скудное содержание и ненадежный приток чеков с авторскими отчислениями, он стал соглашаться читать свои стихи в студенческих городках за деньги. И мифология Буковски тем самым отливалась в бетоне, поскольку тогда он был безумен, беспутен — и, по обыкновению, бухой.

Рэймонд Карвер — вероятно, именно этого безвременно ушедшего американского писателя нам не хватает больше прочих — в свое время превознес Буковски в своем пьяно любвеобильном стихотворении «Ты не знаешь, что такое любовь (Вечер с Чарльзом Буковски)». Он тоже был тогда пишущим пьяницей, но в последние одиннадцать «уютных лет» с Тесс Галлахер наконец обрел в писательстве трезвую безмятежность.

Буковски, для которого «уютные года» только наступили, вспоминает Карвера с нежностью:

— Ну да, Рэймонд Карвер, мне он нравился гораздо больше того же переоцененного Фицджеральда, — бормочет Буковски. — Ох, в тот вечер, когда он про меня написал, я был пьян, само собой, и орал на преподавателей и студентишек: «Младенцы, я оглядываю этот зал и вижу кучу машинисток, но писателей я не вижу, потому что вы, ребята, не знаете, что такое любовь!» Боже мой, я в тот вечер просто заливался, и Карвер это уловил… Помню, мы с ним, с Карвером, удрали в бар, и он говорит: «Хэнк?» А я ему: «Ну, Рэй?» Он говорит: «Я стану знаменитым писателем, Хэнк!» А я: «Вот как, Рэй?» Он смеется: «Ну да, Хэнк, у меня друг только что стал литературным редактором „Эсквайра“ и говорит, что будет печатать все до единого рассказы, которые я буду ему слать!» Ну, я говорю: «Прекрасно, малыш, прекрасно…» Мы пили всю ночь. Наутро Карвер ломится ко мне. Ему завтрак подавай. Большая ошибка. На тарелках вплыла сальная яичница с беконом, и Карверу хватило одного взгляда на нее. Когда он вышел из туалета, я говорю: «Ничего, Рэй, я свою тарелку доел и теперь твою съем, а потом мы пойдем и найдем еще бутылку». И нашли. Только Рэй бросил пить, и, по-моему, правильно сделал, потому что тогда-то он и начал писать. У меня же все иначе. Я пью и пишу, пишу и пью, в этом есть некий ритм, мне это нормально так удавалось…