Читать «Второй круг» онлайн - страница 6

Филиппыч был сущим младенцем в делах практических, но людей оценивал точно, с несколько брюзгливым состраданием видавшего виды врача. Кроме того, он был несколько резонером. К нему, как мы уже говорили, лезли с исповедями и не только авиаторы. Он внимательно выслушивал и оценивал исповедующихся не без некоторого сарказма. Но кое-кого ценил по-настоящему. Особая у него слабость была к пилоту Ирженину, другу Росанова.

И в то время, пока Филиппин тосковал на аэродроме по самолетам, на которых летают другие, и помогал муравьям, в его квартире кипела жизнь.

Жизнь для Росанова потеряла всякую привлекательность после того, как медкомиссия забраковала его здоровое сердце. Тогда он поступил в авиаинститут (сердце оказалось как у космонавта) и во время учебы летал на планёрах, на Як-18 и прыгал с парашютом. Он надеялся в недалеком будущем уйти на борт. Однако желающих летать оказалось гораздо больше, чем самолетов, и авиационный спорт не дал ему никаких преимуществ по сравнению с другими конкурентами. И у большинства конкурентов родословные оказались лучше росановской: он был авиатором в первом поколении, без связей.

Потеряв надежду на душевное равновесие, он вспомнил свои детские занятия в литературном кружке при Доме пионеров и написал несколько «авиационных» рассказов. Писал он их так: внимательно выслушивал очередное приключение Ирженина и записывал его, заполняя пробелы собственным воображением. То есть жизнь Ирженина превратилась для него в некие, говоря красивым слогом, голубые сны. Само собой, «голубые сны» нигде не печатались.

Одно время Росанов, отыскивая «запасной выход» из создавшегося положения, которое его нисколько не устраивало, запил. Но это не помогло: в хмельную голову лезли одни банальности, тянуло поплакаться в любую манишку, и он всякий раз плел одно и то же, как испорченная пластинка. А наутро бывало стыдно себя, как обычно после выпивки, когда наговоришь лишнего. И во рту оставался вкус, словно поел комбижиру.

Он нашел еще один способ «протеста» против «существующего положения» и стал заниматься спортом и накачкой мускулов. Но для этого он был недостаточно влюблен в собственное тело, и не было у него никакого желания доказывать, что он лучший. Да и лучший ли тот, кто пробежал на одну десятую секунды быстрее или выиграл бой по очкам? То есть у Росанова был совсем неспортивный характер при неплохих физических данных. Его скорее привлекали «неистерические» идеалы спорта: «Познать искусство боя в совершенстве и к победе и поражению относиться безразлично». Вот только посвятить себя всецело упражнениям и не поглупеть было, как он считал, невозможно. К тому же «познавать искусство боя в совершенстве» — разве уже это не истерично? И разница между «истерическим», на пределе возможного, европейским спортом и азиатским, может быть, только кажущаяся?

Приведем один из «голубых снов» Росанова. О том, что этот несколько водянистый рассказ необходим для полноты нашей истории, станет вполне понятным из дальнейшего.

Тем более бортмеханик Войтин, о котором здесь пойдет речь, был одним из тех, по кому ударило нелепое летное происшествие с бортом одиннадцать шестьсот шестьдесят шесть («три шестерки»). Коротко говоря, мы попытаемся рассмотреть это происшествие, его истоки и последствия.