Читать «Второй круг» онлайн - страница 2

Александр Степанович Старостин

И все-таки, прорвавшись сквозь «тернии» и рогатки, которые автор поставил на пути своего героя, Росанов приходит в конце концов к повзрослению и находит свое место в жизни.

Знаменателем развития личности в современном мире, если эта личность действительно стремится к подлинным ценностям, являются социальная, гражданская активность, стремление понять и осмыслить современную жизнь во всех ее реальных, подчас драматических противоречиях и занять свое гражданское место в ней. Вот почему финал романа закономерен, когда Росанов в конечном счете встает в один ряд с Нериным, Иржениным и начальником базы в борьбе за интересы общего дела.

В целом роман интересен, содержит в себе свежую и оригинальную разработку «производственной» темы и обогащает знакомством с аэродромом и «трудами и днями» авиаторов.

Феликс Кузнецов

Часть первая

Глава 1

У обочины аэродромной стоянки на ящике из-под маслорадиатора сидит Филиппыч, загорелый до черноты, высохший, бестелесный старик, когда-то известный летчик, а ныне дежурный механик. Когда самолеты выруливают на старт, он поднимает голову и ловко поддергивает рукава своего выгоревшего комбинезона, как будто собирается что-то делать.

Штатное расписание аэропорта предусматривает должности и для заслуженных стариков. В круг их обязанностей входит быть при деле, свободно пренебрегая делами и обязанностями, но, главное, оставаться в стихии, вне которой жизнь непонятна и даже невозможна; и весь день ворчать на жаргоне, плохо понимаемом за пределами аэродрома. Дежурный механик — одна из таких должностей. Дежурный механик будто бы сдает экипажам перед вылетом и будто бы принимает по прилету съемное и аварийное оборудование самолетов. Само собой ясно, как это делается. Впрочем, иногда бортмеханики приносят Филиппычу бортжурнал, единственно ради того, чтоб полюбоваться его подписью, росчерк которой — пропеллер и крылышки.

Тучи, бегущие на запад и освещенные снизу, головокружительно высоко громоздятся и, уплотняясь, спускаются к далекому размытому горизонту. Там небо уже «нездешнее» — зеленоватое и по-дневному яркое, как и неподвижные перистые облачка, к которым тянется, меняясь по ширине, дымный луч невидимого солнца. В этом луче можно увидеть подсвеченные, неодновременно мигающие точки далеких голубей.

Филиппыч вот уже третий час глядит, как взлетают и садятся самолеты.

Вряд ли теперь сыщется на аэродроме человек, который бы помнил Филиппыча нестарым. Шутники утверждают, что он не изменился с того самого дня, как кидал в топку котла паровой машины на самолете Александра Можайского уголь. Курносая, наверное, совсем забыла о его существовании, хотя, судя по биографии, он ей не раз давал удобные случаи утянуть себя в мир, где нет воздыханий, но жизнь — вечная.

В авиации он знал все. Спросите у него марку масла, которым заправлялся в двадцатые годы мотор «Гном-рон», установленный на АВРО, и он, не задумываясь, ответит. Спросите, какая свеча была на каком-нибудь «сальмсоне», — Филиппыч помнит и это. Он летал еще в первую германскую и, говорят, имел двух «Георгиев», но так ли это, сказать трудно: он не носит орденов даже на Девятое мая. Впрочем, кто-то говорил, что он бы просто не поднял всего благородного металла, которым отмечен его путь.