Читать «Софийские рассказы» онлайн - страница 18

Я медленно спускался с пятого этажа, думал о нем, о его детях, рано потерявших мать: сыне-гимназисте и дочери, которую уже пора было выдать замуж… Спускался и думал о двух его племянницах-курсистках, о неизвестном студенте-медике, который в неурочное время поднимался на пятый этаж, чтобы позаниматься, подготовиться к экзаменам… И о ротаторе, и о полусгоревшей листовке, которая жгла нам руки и не давала погаснуть последним искоркам нашей надежды…

Война откладывается… В сущности, война именно сейчас и начиналась: и для меня, и для Панайотова, и для мечтателя Арманда Баруха, который полировал гипсовые отливки и писал рассказы о несбывшейся мечте одной девочки в новогодний вечер и о многом другом…

Я шел, и желтый туман обволакивал меня своей холодной темнотой, нес меня к моей холодной мансарде. Там не было ни угля, ни печурки, чтобы разжечь ее хотя бы бумагой и согреть замерзшие пальцы… Пусто и очень холодно было у меня. Только радость от встреч с хорошими людьми давала мне силы дождаться завтрашнего дня, чтобы я мог пойти на Пиротскую улицу и сказать:

— Готов выполнить новое задание!

Но нового задания я не получил: еще летом меня арестовали — схватили перед дверью моей квартиры, как испуганную курицу, и запихнули в клетку. Стоял август. Созревали арбузы и виноград. Молотили пшеницу. Спустя некоторое время я описал этот необыкновенный случай в книге «Как я искал свое будущее» и назвал его «Арест студента». С некоторой рисовкой я рассказал и об обыске, и об ответах, которые давал жандармам, и о том, как гордо прошествовал по Львиному мосту до самой жандармерии. Я постарался в рассказе развить мысли о мученичестве, о презрении к смерти и о жизни с позиции двадцатилетнего юноши.

Меня, худого, как сверчок, простоволосого и нетерпеливого, в красной рубашке (символ революции), в хлопчатобумажных брюках, уже протертых сзади и на коленях, обутого в легкие «римские сандалии», везли на небольшом полицейском грузовике по длинной и бесконечной улице Царя Симеона в софийскую Центральную тюрьму.

Не знаю, как чувствовали себя когда-то арестанты, двигавшиеся по улице Царя Симеона к тюрьме, но я был необыкновенно счастлив оттого, что мои муки в полиции уже закончились и что сейчас меня везли в тюрьму, на «курорт» — как шутили мои товарищи по несчастью. Не все было гладко, конечно. По моему лицу проносились тени страха перед неизвестностью, но я делал все, чтобы не выдать себя перед врагом. Жандарм с винтовкой сел возле меня на лавке в грузовике и посоветовал доброжелательно:

— Смотри на улицу, потому что больше не увидишь ее. Это самая длинная улица в Софии. Кто едет по ней, тот уже не возвращается.

— Посмотрим, — ответил я, — кто возвращается и кто не возвращается!

— Много ты знаешь, — сказал он мне. — У тебя есть родители?

— У каждого человека есть родители.

— Мать, отец?

— Естественно.

Слово «естественно» озадачило его, и он спросил неуверенно:

— Они живы?

Я помолчал, но потом, чтобы удовлетворить его любопытство, ответил:

— Мать жива, отец убит в империалистическую.